Тимур Зульфикаров - Странствия Ходжи Насреддина в XXI веке. Новое учение древнего мудреца

Да…

И не лучше ли навек накрыться нагой женой,
Чем рваным больничным скучным одеялом …
Иль червивой землёй…
Ойххх … ох…

Застонал бессмертный мудрец, вспоминая тысячи своих жизней …
И, улыбнувшись, завершил свою речь стихами:
— Я вспоминаю жизни бесконечные мимогрядущие событья…
А там — одни соития…
Одне сладкомгновенные соитья…

И вот итог:
— Я одинок…
Как старый фаллос-зебб
Меж дряблых ног…

Ойххх…

А дервиш пошёл … затонул в молочном тумане свежевспаханного поля…
Он чувствовал себя огромным набухшим зерном, алчущим земли…

Дервиш сказал стихами:
— Муравьи уже собираются
У моих старых ног…
И похоронные грифы Зороастра
Уже плывут нал головой моей седой…

О, Господь…
О, Творец Миров…
Хоть после смерти
Я пригожусь кому-то…

О, Творец миров…

Иль грифы бросятся на муравьёв,
Минуя мою плоть…

Дервиш сказал:
— Я с Божией Помощью в пустыне жизни
Сотворил Пирамиду Мудрости…
И Сфинкса Поэзии…

И вот Сфинкс рычит-лает на Пирамиду,
Как Исполинский Звёздный Пёс…

И пройдут тысячелетия,
А Он не замолкнет…

О, Творец…
Хозяин всех пирамид и всех сфинксов…

Разве Мудрость и Поэзия — враги?..
А не Родные Сёстры?..
И вот Две Сестры стучатся в ореховую дверцу
Одинокой моей кибитки…

Но Сфинкс рычит-лает…
А пирамида — молчит…

Но Тот, кто рычит-лает,
Тот умирает… рассыпается…

А Тот, Кто молчит —
Тот безмолвно стоит…
И Вечностью называется…

Дервиш сказал:
— Я с Божией Помощью в пустыне жизни
Сотворил Пирамиду Мудрости…
И Сфинкса Поэзии…

И вот Сфинкс рычит-лает на Пирамиду,
Как Исполинский Звёздный Пёс…

И пройдут тысячелетия,
А Он не замолкнет…
О, Творец…
Хозяин всех пирамид и всех сфинксов…

Разве Мудрость и Поэзия — враги?..
А не Родные Сёстры?..
И вот Две Сестры стучатся в ореховую дверцу
Одинокой моей кибитки…

Но Сфинкс рычит-лает…
А пирамида — молчит…

Но Тот, кто рычит-лает,
Тот умирает… рассыпается…

А Тот, Кто молчит —
Тот безмолвно стоит…
И Вечностью называется…

Он сидел на холме беззащитном…
Млад… горяч… курчав… одинок…
И певучим пером лебединым
На пергаменте старинном
Писал чернилами из сока черники
Кишащую… вопиящую у его ног
Куликовскую Многокровавую Битву…

И тут тугая, лёгкая, как крыло стрекозы, стрела
Бесшумно … нежно… пришла
И в горле его вкопанно остановилась… забылась…
И он, радостно задыхаясь,
Напоследок воскликнул:

— Ах, у меня иссякли чернила черничные…
А тут, Слава Богу, кровь из отворенного горла брусничного
Заструилась… забилась… освободилась… загуляла… заворковала…
Задымилась… заговорила…
И он вольно… улыбчиво
Окунал в свою свежую уходящую кровь
Перо трепетливое… лебединое…

И успел дописать… завершить
Свою сокровенную … Живую Песнь…
Летопись…
Рукопись…
Кровопись…
О Битве Народной Великой…

Воистину…

И пал навек на холм
С божьей… пресветлой… уже нездешней улыбкой…
И курчавые власы его стали от крови прямые…

Да!..
Воистину…

И прошли века…
Как Та Стрела, просквозили…
И истлели бесследно… бездонно… бездымно
Куликовская Битва…
Безымянный летописец…
Стрела…
Черепа…
Стоны смерти…
Вопли победы…
Мавзолеи…
Могилы…

А летопись, как прежде, жива,
И по Ней кровь живая струится…
Дымится…

Ночь…
Блаженно пьян и одинок
На Золотой Горе в своей кибитке-мазанке
Я поднимаю пиалу пурпурного гранатового мусалласа —
Вина Двух Миров —
И пью за моих ушедших… оттрепетавших …
Отпевших… опавших… отгулявших друзей…
Вечнохмельных… вечнокурчавых от любви ко всем живым на земле…