Айрис Мердок - Честный проигрыш [= Довольно почетное; Вполне достойное поражение]

— Я вовсе так не думаю!

— Нет, думаешь. Мораль, их мораль, — предрассудки и эгоизм. И ты это знаешь.

— Понятия не имею, и что я знаю, и что я думаю. Иди спать, Питер. Я чертовски устал.

— Таллис, пожалуйста, не сердись. Ты не мог бы сегодня поспать со мной? Мне жутко тоскливо. Если я буду спать один, меня захлестнет с головой.

Таллису были знакомы и эти перепады настроения, и такие просьбы.

— Хорошо. Но давай все делать быстро.

— Мне кажется, что вокруг меня вьются какие-то демоны.

Таллис уже слезал с постели. Укладываясь вдвоем, они пользовались кроватью Питера: та была шире. Заманчивые фантазии, бродившие в голове Таллиса, обрывались, не получив своего завершения, но не хотелось ради них жертвовать тем — пусть слабым и не соответствующим желанному — удовлетворением, которое могло дать убаюкивание Питера в своих объятиях. Обнимать, прижимая к себе, живое тело — это и в самом деле иногда дает облегчение. Питер вышел на лестничную площадку, Таллис шел вслед за ним.

Электрический свет заставил Таллиса зажмуриться. Питер переодевался в полосатую пижаму. Запах в комнате был тяжелый. Таллис чувствовал себя издерганным, раздраженным, душевно измотанным.

— Быстрее, Питер, ради бога, давай спать.

Слегка поправив постель Питера, он лег. Свет погас. Кровать прогнулась и заскрипела. Они легли рядом, слегка потолкались, пытаясь устроиться поудобнее, примащивая на узком пространстве руки, ноги. Потом затихли, Питер — уткнувшись лицом в плечо Таллиса, Таллис — вглядываясь поверх прохладных светлых волос в полумрак комнаты. Питер чувствовал демонов, Таллис видел их. Они были неопасной породы. Обнимая спящего мальчика и все еще ощущая остатки эрекции, Таллис следил за их играми.

Морган толкнула дверь. Висящая на одной петле, она подалась назад, со скрежетом прошлась по полу и застряла. Морган ступила в полную темноту. Дверь напротив нее распахнулась.

— Боже милостивый, — сказал Таллис.

Он быстро отступил назад, в залитую солнцем кухню, и она прошла следом, закрыв за собой дверь. Возникло желание тут же немедленно сказать что-нибудь о сразу бросившейся в глаза запущенности и замусоренности. Самого Таллиса она не видела. Но из горла вырвался лишь нечленораздельный звук, и она быстро замаскировала его под кашель. Потом кашлянула опять, приложив руку ко рту. Таллис пододвинул ей стул, на котором прежде сидел, и торопливо отошел к противоположной стороне стола. Морган села.

— Боже милостивый, — еще раз повторил Таллис.

Было пять часов пополудни.

— Ты пил чай? — сказала Морган. Ей все еще удавалось не видеть его.

— Нет. Работал.

Наступило молчание. Таллис прислонился к шкафу и свалил какие-то стоявшие на нем вещи.

— Прости, что не дала знать заранее, — сказала Морган. — Мне только утром стало понятно, что я приду.

— Может быть, чаю? — спросил Таллис.

— Нет, спасибо. Виски у тебя нет?

— Только пиво. Налить?

— Спасибо, не надо.

— Я могу выйти и купить виски.

— Нет-нет. Это неважно, выбрось из головы.

С момента, когда Морган узнала, что Таллису известно о ее приезде, и сама встретилась с Джулиусом, ее охватила лихорадочная и почти унизительная жажда увидеть мужа. Он и преследовал, и притягивал. Но только уже подходя по дорожке к дому, она впервые задалась вопросом, как же он все-таки будет себя вести. Окажется рассерженным? холодным? разрыдается? Ей удалось войти, не лишившись чувств, и вот она уже сидела и даже что-то сказала, правда, совсем не помнила, что именно.

— Почему ты не пришел повидаться, Таллис? — спросила Морган. Ее глаза словно застыли, уставившись на угол кухонного шкафа, туда, откуда свешивался моток проволоки, но голос звучал твердо. — Ты ведь знал, что я уже здесь.

— Я не хотел… видеть тебя… если ты не хочешь…

— Откуда мне знать, чего я хочу? Как здесь ужасно пахнет. Чем это?

— Всяким разным.

— Похоже на запах, который был у нас в Патни. А где же Леонард, Питер?

— Вышел.

— Жаль.

— Но ты ведь пришла повидаться со мной?..

Морган старательно сощурилась и наконец сфокусировала свой взгляд на нем. Он смотрел на нее, но она постаралась не разглядеть его глаз. Заведя руки за спину, он судорожно держался за дверцу шкафа. Кожа, покрытая веснушками, побледнела, вид был больной. Лицо беззащитное, постаревшее, побитое. И волосы поредели, мелькнуло у нее в голове.

— Я пришла забрать рукописи.

Так как Таллис продолжал молча смотреть на нее, она добавила: