Эту глубокую мысль Хомякова следует применить ко всем сферам духовной культуры, чтобы осмыслить исторически путь человечества. Одной, даже гениальной, картиной нельзя доказать существование анамнезиса о вечной красоте; но все мировое искусство, все вдохновения отдельных художников кисти, резца или пера, все даже посредственные произведения бесталанных, но горящих творческим эросом авторов, – все это массовое искание красоты говорит о том, что эстетический порыв к познанию ее ведет за собой человечество. И в области познания истины отдельная даже великая философская система не доказывает существование мировой тайны. Но вся совокупность поисков правды и истины в истории человеческой мысли; все попытки проникновения в суть бытия – и наивные, и глубокие, и великие, и малые, и противоречивые, и гармонические; и все методы этого проникновения, – вся эта величавая осада предельной неразгаданной тайны указывает, что искомая тайна не фикция, что тяготение к ней не может быть тяготением к пустоте и к несуществующему.
И потому – можно ли говорить о бесплодности всех исторических философских исканий в силу того, что методы поисков разнообразны и результаты их не сводятся к одному общему логическому выводу? В иррациональном, потустороннем, разум свободен от законов практического логического мышления, и может в противоречивости находить высшее единство и в многообразии – единообразие непостижимого.
Какова же основная причина вырождения современной философии, а наряду с нею и теоретической науки?
Если бы и та и другая область мышления не нарушали взаимных границ, если бы рассудок строго отмежевывался в своем знании от сферы разумного философского познания, то и в одной и в другой применение автономных методов продолжало бы давать плодотворные результаты. Творческий разум в своих порывах к достижению истины создавал бы новые варианты проникновения в глубинную сущность мирового разнообразия. Наука, со своей стороны, не теряла бы импульса к дальнейшему своему развитию созданием в пределах рассудка новых плодотворных теорий.
Но исключительный расцвет науки и техники, начавшийся в прошлом столетии, создал гибельную аберрацию в культурном мышлении, при которой рассудку стало предоставляться нее только превосходство над разумом, но и единственное место как в области знания, так и в сфере познания. Рассудочное мышление сделаюсь единственным критерием ценности научных и философских утверждений. Разум и рассудок не только в обывательском мышлении, но в науке, и иногда даже в философии, нередко смешиваются. Как мы видели в предыдущем изложении научных и философских проблем, в этой терминологии очень часто возникает полная путаница: рассудочное знание называется разумным познанием, а сам рассудок именуется разумом. Выросший на этом смешении рассудка и разума позитивизм пытаясь заменить собою философское творчество, вовлек мысль культурного общества в две кардинальных ошибки: вызвал скепсис к якобы бесплодным метафизическим порывам разума и, кроме того, предоставил всю область знания и познания одному только рассудку, правомочному исключительно в области науки в техники.
В этом смысле позитивизм оказался даже гибельнее материализма: материализм все же принимает материю как метафизическую сущность мира, позитивизм всякую метафизичность отрицает принципиально.
Разумеется, на протяжении почти всего XIX века позитивизму Конта и отрицающему всякую метафизику критицизму Канта не удалось побороть естественное стремление разума к построению метафизических систем. Но в нашем веке результаты этой борьбы принесли свои печальные плоды в виде всеобщего равнодушия культурного общества к философским проблемам. Многообразие метафизических исканий позитивная мысль общества приняла как бессильные противоречия разума и отвернулась от них. А что касается теоретической науки, то позитивизм, преувеличивая ее познавательное значение, оказал ей же самой плохую услугу. Под его влиянием отвлеченная наука сама стала врываться в область философского мышления и пытаться своим рассудком заменить функции разума. Эта незаконность рассудка явно сказалась на всех крайних вопросах, в которые упирается научное исследование мира и которые она не правомочна решать: математическая бесконечность пространства и времени; бесконечное количество «порядков» бесконечно-малых и бесконечно-больших величин; допущение какого-угодно количества измерений в аналитической геометрии; произвольные предположения метагеометрий, физико-математическая трактовка относительности явлений, рассудочные попытки объяснения начал жизни в биологии, законов душевных явлений в психологии; идеалов общественной жизни в социологии. Как мы видели раньше, при рассмотрении кризиса теоретической науки, обывательская культурная мысль в подобных бесплодных попытках решить крайние вопросы увидела слабость самой науки.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу