Михаил Талалай - Было все, будет все. Мемуарные и нравственно-философские произведения

В общем, все гигантскими шагами ушло вперед. Все развилось, расцвело, достигло небывалых форм и размеров.

И вот, только об одном факте никто не решается написать восторженного отзыва: о том, как за пятьдесят лет среди отсталой части земного населения увеличился авторитет тех самых великих держав, которые дали миру упомянутые завоеванные ценности науки, техники, искусства, демократизма и социализма…

А это, между тем, весьма любопытно: сравнить, каким престижем пользовались полвека назад Великобритания, Соединенные Штаты, Франция, Германия, наша Россия… И до какого престижа, в благодарность за завоевания прогресса, докатились к настоящему времени.

Начнем хотя бы с британского льва. Какой это был символ мощи, несокрушимости, непревзойденного земного величия!

Когда в начале столетия британский лев величаво дремал, все население Азии и Африки ходило на цыпочках, чтобы не нарушить покоя его величества, царя всех зверей. Когда этот лев открывал глаза, все на востоке, на юге почтительно опускали взоры к земле. Когда лев слегка потягивался, все растягивались ниц. А когда он начинал недовольно ворчать, все, затаив дыхание, ждали: что будет? Какая гроза разразиться?

И германский или русский орел… Или символ небесных высот на земле – американские звезды…

Взмахнут орлы крыльями – и несется буря над Азией. Дрожит Африка. Бежит от немцев, куда глаза глядят, перепуганное племя Герреро. Прокричит галльский петух, – и весь Индокитай знает, что пора вставать, приниматься за обработку хозяйских плантаций. И американские звезды не всегда вызывали одни только поэтические чувства: нередко оказывались вспышками мощных разрывов…

Появлялся где-нибудь далеко за морями англичанин, американец, немец, русский, француз… И все почтительно уступали дорогу. С благоговением глядели вслед. И какой ореол вокруг каждого консула! Какое священное поклонение военному кораблю, ставшему на рейд у берегов!

Пятьдесят лет прошло. Достигнуты высоты необычайные. Авиация, радиофония, телевизия, говорящие фильмы, превращение элементов, разложение атомов, кванты, сюрреализм, социализм осуществленный на опыте…

А заснет теперь английский лев – и прохожие снисходительно похлопывают его по спине. Откроет лев глаза – никакого впечатления нигде: точно и не просыпался. Проворчит – никто не замирает в молчании. Наоборот, все начинают галдеть. Встанет, наконец, начнет бить себя хвостом по бокам, показывая, что он рассердился, – а все вокруг с любопытством смотрят: чего он скулит? Кое-кто хватает даже за хвост.

И орлов уже нет никаких. Кричит о чем-то осипшим голосом оставшийся в одиночестве галльский петух, не то кому-то угрожая расправой, не то сам боясь, чтобы его не зажарили. Помахивают американцы перед чужим носом своими звездами, но никто не верит, что это искры со скипетра громовержца Зевса, а не звезды с рождественской елки.

И никто уже ни в Азии, ни в Африке не уступает дороги, а наоборот нагло толкается. И, завидев консула, подумывает: не щелкнуть ли его по носу?

Вот при таких обстоятельствах и пиши обзор об успехах престижа!

Прогрессировали великие державы пятьдесят лет, прогрессировали. Допрогрессировались. Остались от их величия только рожки да ножки.

И есть теперь всякие державы: и дикие, и полудикие, и малые, и крупные – величиной с Федору 255 255 Шляпа из мягкого фетра, обвитая лентой. . Но великих держав нет. Были и вышли.

Выло это в конце прошлого века. Притаившись, сидел я на любимом ковре под роялем. Над моей головой, опираясь на колонны черных полированных ног, простирался потолок, составленный из дерева, металла и струн. Огромный рояль, точно живое чудовище, дрожал и стонал, грохотал раскатами грома, звенел колокольчиками, пел сладостные непонятные песни.

Это – старшая сестра играла одну из рапсодий Листа.

– A где негодный мальчишка?

Меня нашли, извлекли из-под рояля, заставили надеть пальто и сказали:

– Идем на прогулку. Покажем тебе интересную вещь.

Наш город был не какой-нибудь глухой, жалкий, глубоко-провинциальный. Нет. В нем встречались в большом количестве двухэтажные дома, и было даже несколько трехэтажных, крыши которых казались мне горными вершинами, прикасавшимися к небу и звездам. А по некоторым улицам у нас даже ходила конка, иногда мчавшаяся со скоростью шести верст в час. Счастливый кучер ее мог сколько угодно звонить в висевший наверху сбоку чудесный колокол, и никто ему за это не делал никаких замечаний. А еще более счастливый кондуктор имел в своем распоряжении целую пачку прелестных разноцветных билетиков, которые он продавал по три, по пять и даже по семь копеек. Да они того и стоили: уж очень красивые были цвета.