Михаил Талалай - Было все, будет все. Мемуарные и нравственно-философские произведения

Сколько слез проливали они, стоя у раскаленной плиты перед кастрюлями и сковородками, на которых зловещим синим огнем горели развалившиеся котлеты, угрожающе трещал борщ, превращенный в твердую лепешку из черной капусты и багрового лука, или беззвучно лежала груда пепла, предназначенная быть украшением обеда – блинчиками с яблоками?

Чтобы не огорчать наших милых хозяек, целый день пребывавших в состоянии паники, мы мужественно, без возражений, съедали все то, что оставалось от добычи огня; и даже похваливали вареные макароны, которые сворачивались в липкие глыбы и которые нужно было резать ножом.

В один из таких дней к нам приехал из города в гости брат Михаила Алексеевича – Алексей Алексеевич Суворин. Раньше, в России, Алексей Алексеевич издавал либеральную газету «Русь», а когда за недостатком читателей газета закрылась, он впал в мистицизм, в изучение скрытых сил человека, и затем, уже в эмиграции, начал проповедовать систему лечения голодом, что принесло ему немалую популярность.

Позавтракав у нас и из деликатности ни разу не поморщившись, он попросил чаю и за чаем, между прочим, спросил:

– А у вас здесь тихо? Разбойники не пошаливают?

– Какие разбойники? – испугался Михаил Алексеевич. – Никаких разбойников нет.

– А у нас, возле Белграда, в Земуне, было на днях ограбление. Напали на квартиру одного русского. Забрали золотые часы, брошки, серебряные ложки, вилки. Среди сербов, к сожалению, очень распространено мнение, будто мы, беженцы, вывезли из России целые мешки с золотом и с бриллиантами. Дурачье.

– Нет, у нас – ничего. Когда мы нанимали эту дачу, хозяин, наоборот, сказал нам, что население здесь замечательно честное. Если мы, например, забудем на крыльце кошелек, никто не подумает даже его тронуть.

– Правда, – добавил затем Михаил Алексеевич, в раздумье почесав затылок, – мы недавно для дождевой воды купили бочку, чтобы не так часто ходить к колодцу. Поставили ее под желоб на улице… А она исчезла. Но я не уверен, украли ли ее или она сама скатилась с горы.

Алексей Алексеевич заговорил о своем лечении голодом:

– А кстати, – как бы невзначай сказал он. – Не хотите-ли, господа, испробовать чудодейственность моего метода? Я бы горячо вам советовал. Кухня у вас, как я заметил, не особенно налажена, и пока хозяйки будут изучать свое дело, вы все можете ничего не есть. Увидите, как освежитесь и помолодеете. Не только существующие ваши болезни, но даже будущие, назревающие, и те сразу исчезнут. Я излечиваю ишиас, язву желудка, геморрой и даже нервные болезни – неврастению, меланхолию, острую ностальгию и боязнь пространства. A ведь при боязни пространства нашему брату-беженцу зарез: никуда не побежишь дальше. Полный курс лечения – сорок пять дней. Нужно только ежедневно очищать желудок от застоявшихся отбросов, чтобы не было загнивания.

– Ну, ты снова сел на своего конька! – пренебрежительно проговорил Михаил Алексеевич. – Я тут и без тебя с едой… того… Это самое… – Он не договорил, чтобы не обижать дам. – А ты хочешь окончательно доконать.

– Пожалуйста, пожалуйста, голубчик, я не принуждаю, – с горькой усмешкой заметил Алексей Алексеевич. – Не веришь – не надо. А, между тем, если бы ты заглянул вот в тот портфель, который я привез, ты бы увидел, сколько благодарственных писем мною получено от выздоровевших.

– Но ругательные, наверно, тоже были?

– Ни одного!

Алексей Алексеевич торжественно поднял указательный палец к потолку, как бы клянясь.

– Ну, да. Понимаю. – Михаил Алексеевич одобрительно кивнул головой. – Очевидно, все, которые не выздоровели, сразу скончались.

И вот, как-то одному из нас пришла в голову дерзкая мысль: не выпускать-ли нам, пока еще нет газеты, какое-нибудь собственное издание, ассигновав на него часть того беженского пособия, которое нам выдавала Державная комиссия? Разумеется, это издание не может быть ежедневной газетой. Не может оно быть и печатным журналом. Не может оно быть ни еженедельником, ни ежемесячником, ни даже ежегодником: средств не хватит. Но что, если печатать его не в типографии, а на гектографе? В количестве нескольких десятков экземпляров? В саду русского посольства, где находится Управление правительственного уполномоченного, есть постоянный продавец газет, с которым можно сговориться. А подписываться своими именами мы, конечно, не будем, чтобы не было стыдно. Зато какая свобода в выборе тем, особенно – сатирических! Кстати, лично я еще по гимназии знал, как составляется гектографическая масса, какими чернилами нужно писать текст. Вот, только одно: какое название дать этому детищу?