Михаил Талалай - Было все, будет все. Мемуарные и нравственно-философские произведения

A летом, наоборот, нет отдыха от непрерывного солнечного света на протяжении недель. Солнце описывает круги в небе, не опускаясь под горизонт; стоит не имеющий конца томительный день.

И строители дороги рассказывали мне, как иногда путали они здесь условное время ночи и дня. В некоторых же случаях возникали даже затруднения. Так, например… Наряду с русскими рабочими на постройке пути находились пленные турки. Летом, когда наступил магометанский двадцатидевятидневный пост Рамазан, туркам нельзя было в течение дня до наступления сумерек ни есть, ни пить. Но как дождаться сумерек, которых нет? Среди рабочих начался ропот. И находившийся при пленных турках мулла, наконец, догадался, как выйти из положения: при наступлении теоретического времени сумерек он вел своих единоверцев к какому-нибудь возвышению – к холму или к горе – и, когда солнце исчезало за возвышением, объявлял об очередном прекращении поста.

За время путешествия от Петербурга до Колы много любопытного рассказывали мне инженеры, принимавшие участие в постройке дороги. Сколько препятствий, сколько трудностей надо было преодолевать! Приходилось работать в условиях полярных дней и ночей, среди болот и озер, в диких лесах Олонецкого края, в карликовых зарослях, на мшистых пространствах тундры. При свете факелов пробивались просеки; в некоторых местах устанавливались шпалы-«времянки» прямо на льду; часто вбитые в землю телеграфные столбы исчезали, затянутые болотом; приходилось над исчезнувшим столбом ставить другой…

Однажды вечером, когда поезд пробирался по лесным болотам между Кемью и Кандалакшей, к нам в купе явился курьер и сказал, что его превосходительство господин министр просит меня к себе в вагон.

– Мне очень интересно было бы знать ваши впечатления, – сказал Трепов, любезно усадив меня в кресло и предложив чашку чая. – Надеюсь, вы не будете нас очень бранить в своих описаньях поездки.

– О, почему же бранить? – горячо возразил я. – Наоборот – я в восторге. Столько интересного, столько необычного. Какая природа! Создание этого пути, действительно, завоевание севера. А наши инженеры, с которыми мне приходилось беседовать о постройке мостов, о прокладке пути, показали в своей работе чудеса изобретательности, настойчивости, самоотверженности....

Трепов с удовольствием слушал. Воодушевившись, я решил продолжать. Мне хотелось поддержать инженеров в глазах их министра.

И, вдруг, вагон подскочил. Накренился сначала на один бок, затем на другой, хрустнул всем телом. И, растерянно стуча колесами, трясясь точно в лихорадке, побежал по шпалам.

Этот сход с рельс и последовавшая за ним сумятица в поезде, к сожалению, не дали мне высказать до конца мою мысль.

А на следующий день, встретив Трепова в вагоне-ресторане и увидев, что он находится в обычном сдержанно-благожелательном настроении, я подошел к нему, поздоровался и хотел было, в осторожной дипломатической форме, оправдать строителей пути в происшедшей вчера неприятности.

– Нужно изумляться, как в такой краткий срок, на льду и на болоте, наши инженеры… – начал я.

Но министр замахал руками.

– Ради Бога, не хвалите никого! – испуганно воскликнул он. – Я боюсь! Не надо!

Конечным пунктом Мурманской железной дороги был маленький рабочий поселок на берегу Кольского залива, между городком Колой и Александровском. Здесь, на этом месте, мы должны были заложить новый город Романовск, от которого ожидали, что он впоследствии явится северным «окном» в Европу. Благодаря Гольфстриму, судоходство отсюда мимо норвежских берегов могло происходить круглый год.

Увы, мы не предполагали тогда, что в скором времени не только это северное окно, но и то, западное, которое прорубил Великий Петр, будут оба наглухо заколоченными.

Перед закладкой Романовска мы успели посетить и Колу, и Александровск. Александровск стоит на скалах, имеет свой маленький залив, напоминающий норвежские фиорды, и для роли «окна» не годится; Кола, наоборот, находится на ровном месте; но залив тут мелководен и тоже для окна не подходит. Жители ее, разумеется, были очень огорчены, что выбор не пал на их город, которым они очень гордились. Да и в самом деле, – у них здесь есть две незаурядные достопримечательности: одна старинная церковь и одна старинная пушка. Церковь создана необыкновенным плотником-мастером, который построил ее исключительно при помощи одного топора; этот топор после окончания постройки мастер бросил в залив, чтобы не осквернять его дальнейшей повседневной работой. А что касается пушки, то с нею произошла, действительно, замечательная история.