Галина Врублевская - Литературный автопортрет

— Вы используете интуицию при толковании снов, а в повседневной жизни она помогает?

— Интуиция — всего лишь помощница и в жизни, и в толковании снов. А главный наш инструмент — это опыт, «сын ошибок трудных». А интуиция — такое расплывчатое понятие. Вот однажды я перешла на другую сторону улицы за секунду до того, как с крыши отвалился кусок карниза. Не знаю: интуиция помогла или другие силы.

— Ненаписанные строки сравнивают со зверем, гложущем изнутри…

— Каждый автор ощущает свое Нечто, что гложет или сосет изнутри. Я бы его со зверем сравнивать не стала. Для меня ненаписанные строки похожи на тревожащее чувство безответной любви. Хочется, чтобы тебя услышали, поняли.

— Отождествляете ли вы себя с героинями своих романов?

— У многих из них можно найти отдельные черты моего характера, но полного тождества нет ни с одной.

— А как семья относится к вашему творчеству?

— Семья — понятие неоднородное. Для старших домочадцев внезапное появление писательницы в своем гнезде — явление непонятное, немыслимое, нереальное. Для дочек — другое дело. Им интересно то, чем я занимаюсь. Они активно обсуждают моих героинь и героев, спорят, высказывают предложения. На этом, литературном, поле наше общение максимально искренне.

— Кого из писателей, неважно живых или умерших, с удовольствием взяли бы соавтором?

— Я не представляю свою писательскую деятельность в соавторстве с кем-либо. Даже к редакторским правкам я отношусь настороженно.

— Как боретесь с творческим кризисом?

— Я не знаю каких-то способов преодоления творческих кризисов. (А некоторая опустошенность наступает после окончания каждой книги). Творческое бессилие, нежелание писать — подобно насморку. А насморк, как известно, хоть и ослабляет человека, но не освобождает от работы. Да и лечить насморк бесполезно. Не зря говорят, что с лечением он тянется семь дней, а без лечения проходит за неделю. В общем, жду у моря погоды.

— Помогает ли перо выразить те эмоции, которые в повседневной жизни необходимо контролировать?

— Писательство помогает решить большие личностные проблемы, но в повседневных делах перо — не панацея.

— Дочери разделяют ваш интерес к психологии?

— Дочки вместе со своими подружками иногда бывают на психологических тренингах в Гильдии, членом которой я состою. Участие в них им интересно в той степени, в какой тренинг затрагивает проблемы их жизни. Еще, пожалуй, их интересуют разные виды классификаций людей по их характерам. Я и сама еще в детстве любила читать книжки на эту тему. Но все это я бы определила не как интерес к психологии, а как интерес к «отношениям».

— Кто первый читает написанный роман? Существует ли авторитет, мнением которого вы дорожите?

— Отдельные главы новых книг я показываю подругам или дочерям (когда мне не вполне ясна ситуация положений), но первым читателем всей книги целиком становится редактор издательства. Авторитеты у меня были в пору моих занятий в литобъединении. Сейчас я сама себе и авторитет, и критик.

— Довлатов сетовал, что профессия литератора сама его выбрала, ему же остается только смириться и творить, творить, творить… Применимо ли это утверждение к вам?

— Это звучит красиво: «Профессия сама меня выбрала!», но не совсем точно. Я в юности и вообще не считала литературное творчество профессией, потому что всегда легко писала (сочинения на вольную тему и стихи). А профессия, считала я, это что-то серьезное, чему следует упорно учиться. Поэтому у меня ушли годы на учебу и работу совсем в другой области (акустика и прикладная математика). Творчество долгое время для меня оставалось непонятной прослойкой между работой и личной жизнью. Но оно потихоньку откусывало время от того и от другого, пока не стало для меня всем. Теперь я знаю, что профессия литератора, писателя существует. И ей тоже надо учиться (не обязательно в институтах). И даже понимаю главное отличие между любителем и профессионалом. Творец-любитель пишет лишь по настроению, профессионал — постоянно.

— Расскажите о ваших взаимоотношениях с постоянными читателями…

— Начну с того, что у меня есть две категории читателей. Первая — это люди, интересующиеся своими снами и моими книгами на эту тему, и вторая категория — читатели (в основном, читательницы) моих романов.

С читателями моих «сонников» у меня была обширная переписка. (До той поры, когда я перестала справляться с потоком писем и отказалась от мысли помочь советом каждому в отдельности). Они рассказывали в письмах свои сны и жизненные коллизии, что важно для толкования снов. Ибо только в контексте жизни можно дать максимально точное толкование. С этими моими читателями мы изначально стояли на разных ступеньках. Они стремились получить конкретный совет, я по возможности, дать его. То есть отношения ученик-учитель.