Яна Жемойтелите - Счастье

Веселые получились проводы. Все вокруг твердо верили, что отслужит Василий свои два года, сыновний долг родине отдаст и вернется домой настоящим мужчиной, что и требовалось доказать.

Вскоре первое письмо пришло: «Привет, мама. У меня все нормально, жду присяги. Я очень соскучился, посылаю всем привет. Скажи, что очень жду писем от друзей, и передай мой адрес. Кто хочет мне написать — всем отвечу. Присяга у нас 10 октября, а потом распределят уже по частям. Мама, пришли мне теплый свитер, носки шерстяные, зеленку и еще средство от вшей, а то прямо заели. Ну, пожалуй, и все. Больше не знаю, что писать. Я тебя очень люблю! Я вернусь, обещаю! Подробнее в следующем письме. Целую, твой сын Василий».

Вроде бы ничего необычного Вася не написал, заурядное сыновье письмо, но Татьяна Петровна перечитывала его и слева направо, и снизу вверх. И всякий раз находила что-то новое между строк. Теплый свитер просит прислать — значит, зябнет в казарме, а средство от вшей — это уж вообще дело неслыханное. Сколько они в интернате с этой заразой воевали, так ведь побороли в конце концов. А что же в Советской армии вшей победить не могут?

Она отнесла письмо в школу, вслух прочла в учительской и громко повозмущалась этими вшами. Завуч Светлана Игнатьевна даже посоветовала ей написать про вшей в газету, и Татьяна Петровна было загорелась идеей, но передумала. А вдруг сведения дойдут до армейского руководства, тогда ее Васю назовут жалобщиком да еще отправят куда подальше.

Недели через две Василий написал, что адрес у него теперь такой: Львов, воинская часть 3238. Татьяна Петровна еще удивилась, почему такой короткий номер воинской части, обычно же шестизначный, интернатские учителя часто письма от сыновей получали. Но Львов — это хорошо, красивый город, ей рассказывали. Да и на Украине всегда сытней жилось, и овощи свои, и фрукты, весна уже в феврале приходит, так что свитер, может, и не пригодится.

Еще Василий писал, что часть у них не простая, в нее не каждого возьмут, а только самых крепких. Вот форму парадную выдали: синие штаны и фуражку с синим околышем. Выйдешь в такой форме в увольнение — на улице к тебе все относятся с уважением, а шпана брызгами так и разлетается по сторонам. Смешно так выразился: «брызгами разлетается». Татьяна Петровна долго улыбалась этим «брызгам».

Однажды вечером Надя на чай зашла. Ей Вася тоже письмо прислал, и это письмо резануло Татьяну Петровну так больно, как острый нож-финка, все нутро по живому распороло, хотя она и вовсе виду не подала.

«Ты бы знала, как я был счастлив, когда получил от тебя весточку, — писал Вася. — А когда читал письмо, то у меня чуть ли слезы на глазах не выступили. Еще от матери письмо пришло вместе с твоим. Ты бы знала, какой это ценный момент жизни, когда на раздаче писем называют твою фамилию. Те, кому не приходят письма, сразу же меняются в лице, и настроение падает.

У меня пока все в норме, если можно так сказать. Гоняют тут нас, как коней. Когда нас из военкомата забирали, говорили, что мы там будем как кони бегать, но мы даже не предполагали, что это будет именно так. Спортивные занятия у нас как минимум два раза в день — утром и перед ужином по часу.

Это уже четвертое письмо тебе, сколько, интересно, до тебя дошло? Когда будешь писать мне ответ, сообщи обязательно, куда решила все же идти учиться, да и вообще чего интересного, как отдыхаешь и с кем, как праздники отмечаешь.

Письмо это, я думаю, не успеет к твоему дню рождения прийти, хотя мне бы очень хотелось. Каждый раз, когда я ложусь спать, я думаю о тебе и о том, как бы я хотел, чтобы в этот момент ты была рядом. Да уж, тяжело это, жить одними мечтами, по крайней мере на ближайшее будущее, а остальное зависит только от тебя. Как же хочется посмотреть в твои глаза и произнести, что я тебя очень люблю.

Передавай всем привет от меня огромный, скажи, пусть пишут, обязательно отвечу. Сейчас времени, правда, нет, чтобы писать, только если по ночам, и раз в неделю бывает у нас час солдатского письма».

— Ну, и куда же ты, Надя, надумала поступать? — спросила Татьяна Петровна, едва совладав с дрожью в голосе.

— В педагогический. Я хочу быть такой, как вы.

— Да? — признание ей все-таки польстило. — И какой же предмет ты хочешь вести?

— Я хочу работать в начальных классах. Чтобы все сразу преподавать — и письмо, и математику. Чтобы быть для ребят любимой учительницей!

В глазах ее при этом вспыхнули искорки, а лицо сделалось просто милым.