Яна Жемойтелите - Счастье

Какое лото? Татьяна как смогла отнекалась, что дел много, нужно к новой четверти подготовиться, так что чаю попейте и на кухне потом играйте в свое лото.

Надя Мокроносова с виду очень скромной показалась Татьяне, даже будто немного туповатой девочкой. Ватрушку еще брать стеснялась, сахар в чай класть стеснялась, на вопросы отвечать стеснялась. А всего-то Татьяна ее спросила, кем она хочет стать после школы, куда пойдет учиться. Надя пожала плечами: «Пока не решила». А вот пора бы уже решить и цели своей добиваться.

Васька еще оборвал:

— Мам, ты же не на собрании.

Татьяна рукой махнула и пошла в гостиную читать «Работницу», не знала она, как иначе общаться с этой Надей.

Ну, вроде бы ничего страшного не случилось. Посидели на кухне да и разошлись. Ладно, вот Васька экзамены сдаст, в институт поступит, и закрутится у него совсем другая жизнь. Он про эту Надю Мокроносову и не вспомнит.

Только все равно не спалось Татьяне Петровне, долго ворочалась в постели, чутко прислушивалась к каждому шороху. Акустика в доме такая, что слышно, кто в какой квартире чихнет. К полуночи только утихли звуки, и за окном воцарилась глухая непробудная тишина. Тогда наконец Татьяна провалилась в глубокий колодец сна, и привиделась ей Галина Ивановна. Никогда ведь не посещала ее, а тут пришла в том виде, как ее похоронили, и с железным крестом на груди.

— А вот, — говорит, как будто только вчера расстались, — я теперь с генералами в одном измерении нахожусь. Потому что считается, будто я на войне погибла, а дырка на спине — это пулевое ранение. Тут на боевые заслуги особо не смотрят, главное, что орден имеется. Железный крест абы кому в могилу не положат.

И такая она вся довольная, улыбается.

— На войне погибнуть не страшно, — рассказывает. — Тут не разбирают, кто виноват, кто прав, всех в одно общежитие селят, потому что делить нам больше нечего. Женщин, правда, маловато. И не поговорить по душам, вот хоть тебе пожалуюсь.

Татьяна аж подпрыгнула на кровати. Приснится же эдакая дрянь! Нужно, что ли, на могилу к бабе Гале съездить.

Поднялась, затопила печь. За окном еще тьма была непроглядная, ни огонька, ни звездочки. Часов шесть, наверное. Уж больше и не уснуть. Вскипятила чайник, позавтракала остатками ватрушки, кисловатой показалась, видно, сахару вчера пожалела. Пожадничала. А все из-за этой девчонки Мокроносовой, будь она неладна, разбередила душу...

10.

Печорин находил счастье в издевательствах над людьми и моральных пытках. Никакой он не лишний и тем более не сломанный человек. Разве кто-то калечил его намеренно? Так можно ли безнравственность Печорина ставить в вину светскому обществу? Ну и так далее.

Примерно в этом духе рассуждал Василий Веселов во вступительном сочинении на исторический факультет. Самого сочинения Татьяна Петровна в руках не держала, но Вася ей подробно пересказал. Так случилось, что за это сочинение Вася получил твердый трояк, и доказывать что-либо приемной комиссии было бесполезно. Преподаватель посчитал, что абитуриент слишком дерзок и что эта его дерзость основана практически на пустом месте, так как, прежде чем выносить собственное суждение, молодому человеку следует Лермонтова прочесть от корки до корки. И не только Лермонтова. Пушкина тоже с Радищевым. А он читал?

Никуда Татьяна Петровна жаловаться не пошла, потому что не может же такого быть, чтобы честное и доказательное сочинение взяли и завалили просто так. Ну, не просто так, конечно, а нужно было своего человека на это место пристроить. Так говорили, по крайней мере, но ведь этого просто не могло быть. Татьяна Петровна не верила. Что же такое получается, товарищи? Кумовство настоящее! Но как же так, при социализме?! Завалил сочинение, по общему конкурсу не прошел, — значит, были на то веские основания. Умей принимать неудачи, не ищи лазейки. Ничего, Вася, отправишься в армию, пару лет послужишь, ума наберешься, а потом на льготных условиях будешь поступать. Может, еще и факультет другой выберешь. Жизнь такая штука, что никак не узнаешь, что там, за следующим поворотом.

Татьяна Петровна пыталась разговаривать с Васей бодрым голосом, хотя к горлу подступало рыдание.

И пышных проводов не хотела устраивать, однако в поселке принято было провожать в армию коллективно, с баяном и водкой, чтобы первые дни после расставания родителям было не так тоскливо. Поставили столы во дворе, соседи пирогов напекли, салатов накрошили, баянист дядя Костя песни наяривал за здорово живешь. Надя Мокроносова пришла вся в кудрях, веселилась, пела вместе со всеми. Вася сказал, будто она писать обещала, да что там эти девичьи обещанья. Уедет ведь — и как отрезали. Ну, это и к лучшему. Какая там любовь в восемнадцать лет?