Анатолий Курчаткин - Потрет женщины в разные годы

– Почему за полгода, – отозвалась из шкафа, продолжая рыться в вещах, Наталья. – Он и до того меня одевал. Он же хотел, чтобы я выглядела престижно.

К радости Маргариты, ничего из Натальиного гардероба ей не подошло. Наталья была плотнее, шире в плечах, в бюсте, в талии, никогда они не могли меняться вещами, и сейчас все примерки только подтвердили давно известное. Вообще же, пока занимались примеркой, слюнки у Маргариты текли – вещи у Натальи были роскошные, ни от одной бы не отказалась, – может быть, если бы просто так, взять поносить, и не удержалась бы, взяла кое-что, но оказаться в положении одариваемой? Нет, Маргарита не приняла бы – если б даже что-то и подошло, если бы даже и идеально.

– Ладно, – сказала Наталья, закрывая дверцы шкафов, – будут у тебя свои батисты. И туфли за тыщу баксов, и машина – все обзавидуются. Попользуешься моими трудами. Я не пожмусь для подруги. Хоть ты меня тогда и подставила, но я уже все забыла. А знаешь, чего мне стоило на настоящих тузов выйти? Ой, сколько я этой шелупони вроде тех джабраилов с русланами перебрала, сколько я ее перебрала!..

Маргарита слушала ее и не понимала.

– Что ты имеешь в виду?

– То, что им всем нужны новые жены. Они сейчас все пережениваются, вот как раз сейчас. Все, исключений нет. Как раз время у них подошло. Деньги наковали, теперь пора о себе подумать. А со старыми они жить не могут, те им удовольствия от их денег почувствовать не дают. Быть женой богатого человека – это надо уметь. Это не кажая сможет. Это свое искусство! Совсем молоденьких, восемнадцать там, двацать, они побаиваются, им все же жена нужна, не партнерша по дансингу, а наш с тобой возраст – самый цимус. Самый цимус, я тебе со всей ответственностью говорю. Захочешь, да дурака не сваляешь – через пару месяцев все свои проблемы разрешишь. Ну, через три!

Теперь Маргарита ее поняла. Теперь было трудно не понять.

– Прости, – с извиняющейся улыбкой произнесла она, – а сколько все-таки твоему? – И добавила, подняв планку с громадным запасом, – чтобы Наталье было легче ответить: – Пятидесяти хоть нет?

– Нет, – сказала Наталья. – Сорок девять.

Сорок девять! Маргарита и без того была рада, что мужа Натальи нет и они могут быть только вдвоем, теперь она внутренне как бы захлопала в ладоши: хорошо, что не встретились, она бы невольно глядела на него, наверное, с ужасом, – подумал бы о ней Бог знает что!

– Спасибо, Наташ, – сказала она, стараясь не встречаться с Натальей взглядами. – Но я, знаешь, боюсь, что не смогу ответить высоким запросам твоих тузов. Боюсь, я не владею этим искусством: быть женой богатого человека. Не была еще ни разу! – не удержала Маргарита в себе зревшей, зревшей и сорвавшейся, как спелый плод, шутки.

Наталья, видела она переферическим зрением, смотрит на нее с недоумением и порицанием.

– Не была ни разу – откуда тебе знать, владеешь ты этим искусством, не владеешь?

– Я чувствую, Наташ, я чувствую! – воскликнула Маргарита.

И вынужена была взглянуть на подругу, чтобы та не заподозрила ее в какой-нибудь хитрости.

Но Наталья, поняла она по ее глазам, уже что-то заподозрила. Если и не заподозрила, то, во всяком случае, ее недоумение было уже больше, чем недоумение, – что-то, близкое к обиде.

– А что ты тогда ко мне пришла? – проговорила Наталья – слова, которые и в самом деле свидетельствовали об обиде. Или даже оскорбленности.

– Привет! – Маргарита изумилась. Все же Натальина реакция была чрезмерна. – Пришла к подруге. С кем мне поделиться своим?

В глазах Натальи стояли странные отчуждение и холод.

– А чего тебе со мной делиться? Мы с тобой теперь в разных плоскостях. Мне тебя не слишком-то интересно слушать. Даже совсем неинтересно. У тебя свои проблемы, у меня свои. Я думала, ты помочь просишь. Помочь я бы тебе помогла. Мне не жалко. Наоборот, с удовольствием. И были бы снова в одной плоскости. А нет, так извини. Мне же по-настоящему с тобой и потрепаться не о чем!

На улицу со двора нужно было выходить через высокую зарешеченную арку. Маргарита остановилась перед решеткой, взялась за квадратные чугунные прутья и, закрыв глаза, прижалась к рукам лицом. Хотелось стоять так, стоять и стоять – до беспамятства, выть, как собака, оплавиться в этом вое подобно свече, истечь стеарином и исчезнуть. Но руки от металла мгновенно заледенели, их стало жечь, закололо тысячью иголок – будто под током, и Маргарита оторвалась от решетки, вышагнула в калитку – и оказалась на улице.