Юрий Убогий - Что было, что будет

Лариса позвонила около девяти. Голос у нее был веселый, торопливый и громкий.

— Слушай! — кричала она. — Слушай, я на новоселье неожиданно попала, обойдетесь там без меня?

— Что за новоселье? — буркнул Ляпин и уловил в трубке людской гам и музыку.

— Да у сотрудницы нашей одной.

Ляпин помолчал, подавляя вспышку раздражения. В телефонном разговоре показывать это не имело смысла.

— Ну и как? — спросил он. — Не скучаете?

— Что ты, прекрасная компания! Если задержусь, не беспокойся.

— Когда же тебя ждать?

— А ты не жди, ложись. К двенадцати, надеюсь, буду.

— Ну, ну… — пробормотал Ляпин и бросил трубку.

За те четыре почти часа, которые прошли до возвращения жены, Ляпни измучился. Ему никак не удавалось хоть чем-нибудь отвлечь себя от одних и тех же, все набиравших силу и накал ревнивых мыслей. Он и телевизор пробовал смотреть, и читать, и чинить электробритву — ничего не помогало. Воображение снова и снова, словно идя все по тому же, однажды обозначенному следу, рисовало ему картины застолья, в котором участвовала сейчас его жена, пьяного веселья, разгула… Они становились все ярче, все больней и нелепей, и Ляпину приходилось встряхивать головой и осматриваться, чтобы хоть ненадолго оторваться от них. Сначала то, что происходило в воображаемых им сценах, являлось ему как предположение, догадка, потом, при повторениях, постепенно приобретало характер достоверности, уверенности в том, что так оно и есть на самом деле. Ляпину чудилось, что все это он не воображает, а просто-напросто видит — через километры расстояния, через стены домов, видит неким внутренним, проницающим преграды взором…

В этих переживаниях был один странный, новый для Ляпина привкус. Ему порой казалось, что жена словно бы некое право на измену имеет. Взятки, и чувство вины за них, и ожидание расплаты неким непонятным образом сливались с его ревнивыми мыслями. Что ж, если сам он человек с запятнанной совестью, то он не может требовать и от других честного отношения к себе. Когда Ляпин думал так, оскорбленная гордость сникала в нем, и он уже почти готов был смириться со всем, что бы на этом новоселье ни делала его жена…

Лариса появилась лишь во втором часу ночи. Услышав щелчок замка, Ляпин вышел в прихожую и молча смотрел, как она раздевается. Щеки ее разрумянились на морозе, глаза были блестящи и хмельны. Снимая сапоги, она пошатнулась и засмеялась тихонько. Ни малейшего замешательства или смущения не было видно в ней. Ляпин продолжал молчать, и она наконец спросила удивленно:

— А ты чего не спишь? Я ж предупредила, что запоздаю.

Выходя в прихожую, Ляпин чувствовал себя готовым злобно закричать на жену, устроить скандал, но ее спокойный и непринужденный вид сбил с этого настроения.

— Как повеселилась? — спросил он, стараясь придать своему голосу оттенок строгий и суровый.

— Прекрасно! — ответила она, как бы не желая замечать ни его тона, ни хмурого выражения лица. — Даже уходить не хотелось.

— Что ж тогда не осталась до утра?

Она с недовольством подняла брови.

— Слушай, не заводись, не время. Лучше чай поставь, пить хочу — умираю. Пойдем на кухню. — И она прошла мимо Ляпина, обдав его запахом холода, вина и духов.

— Ты что же, думаешь, что я буду терпеть такие вещи? — спросил Ляпин, прикрыв кухонную дверь.

— Конечно, будешь, — просто, как о чем-то само собой разумеющемся сказала жена. — Кстати, я не вижу в этом ничего особенного. Подумаешь, к подруге на новоселье заглянула! Какой проступок!

— А если и я начну к приятелям вот так вот заглядывать? До глубокой ночи?

— Ради бога! — пожала она плечами. — Я даже рада буду. Может, тогда ты эти свои занудливые разговоры наконец прекратишь. Пора быть посовременнее, мой милый, и попроще на все это смотреть.

— Ишь ты, какая эмансипированная! — крикнул Ляпин. — Совесть, понимаешь, необходимо прежде всего иметь!

— Не надо, — брезгливо поморщилась жена, — не надо о совести… Ты, насколько мне известно, не такой уж в этом отношении чистюля. Вот и помолчи. — Она залпом допила чай и вышла из кухни.

Ляпин долго сидел, оцепенев, на табуретке посреди кухни и смотрел в стену. Он не испытывал истинного, живого возмущения поведением и последними словами жены и безуспешно пытался его в себе вызвать. Было похоже, что он полубессознательно уже заранее приготовился к происшедшему и потому так легко и покорно все это принял. Разумом он понимал, что его оскорбили, что надо бы пойти вслед за Ларисой и объясниться, но не мог. Не было ни энергии, ни сил, ни даже желания, а было унылое, с привкусом стыда, смирение. Да и всю эту сегодняшнюю историю с женой он не воспринимал обособленно. Она представлялась ему лишь малой частью перемен, случившихся в его жизни за последние полгода…