Филип Жисе - Океан. Белые крылья надежды

Солнце стало для них часами – просыпались вместе с ним, вместе с ним отправлялись и на покой. Дневное время уделяли выполнению различных обязанностей, ночное – сну. Не прошло и двух недель, как о времени и думать забыли. Научились жить, не обращая на него внимания, будто и не существовало его. Впрочем, для них оно и вправду не существовало. Имела значение только сама жизнь, жизнь только здесь и сейчас, жизнь обычного животного, не ведающего о будущем, не знающего о прошлом, будто навсегда застрявшего в настоящем.

О будущем они действительно мало думали. Да и что о нем думать, когда мысли о будущем приносили лишь страдания и боль. Надежду на спасение утратили. Казалось, ни кораблей, ни самолетов в этом секторе Атлантики никогда не было. Каждый день Алессандро, исполняя желание синьоры Полетте, продолжал ходить на холм, проводил там часы в тщетной попытке увидеть корабль на горизонте или самолет в небе. Но будущее было безучасно к их желаниям, вместо надежды оно несло только разочарование. Для других, но не для Алессандро. Он часто говорил Ангелике, что в цивилизованном мире ему делать нечего. Здесь, на острове, была похоронена его дочь, здесь он бы и предпочел умереть. В итоге Алессандро прекратил ходить на холм. Никто его не осуждал. Каждый понял тщетность надежд. Впрочем, какие-либо надежды еще оставались только у синьоры Полетте, беспрестанно повторяющей: "Надо верить", и Винченцо, у которого в цивилизованном мире было все, а на этом, гребаном, по выражению самого Винченцо, острове ему даже не с кем заняться сексом. Правда, говоря это, Винченцо совершенно не выглядел мужчиной, изнывающим по женскому телу. Наоборот, иногда даже казался довольным жизнью. Или почти довольным – отсутствие какого-либо комфорта его бесило так же часто, как шли дожди над островом. А вот остальные давно смирились с настоящим. Эбигейл и Кирку их настоящее очень даже нравилось. Целыми днями они проводили на пляже. И чем они там занимались, об этом можно было только догадываться. Часто они даже не приходили в лагерь ночевать или кушать, перебивались фруктами и ночевкой на берегу океана, да и об исполнении собственных обязанностей по хозяйству парочка тоже часто забывала к вящему неудовольствию синьоры Полетте, то и дело корившей то одного, то другого. Впрочем, Кирку везло, итальянский, кроме нескольких фраз, был для него таким же далеким, как суахили [46] Один из наиболее важных языков на Африканском континенте , поэтому все пространные обращения к благоразумию остались неуслышанными с его стороны. А вот Эбигейл все слышала, раз или два обещала, что больше такого не повторится, но на следующий день все повторялось. В конце концов, Алессандро убедил синьору Полетте не обращать на парочку внимания и предоставить им возможность делать то, что они хотят. О лагере могут позаботиться и они с Ангеликой, не такими уж и большими были хлопоты – развести огонь, почистить рыбу или краба, ощипать и выпотрошить птицу, запечь мясо, черепашьи или птичьи яйца, нарвать и почистить фрукты, убраться в лагере, следить за наличием пресной воды – вот, пожалуй, и все обязанности. Если учесть, что на острове больше делать было нечего, то с таким количеством обязанностей Алессандро, Ангелика и синьора Полетте вполне могли справиться и сами. Что и делали большей частью. Впрочем, не стоило забывать и о Винченцо. Пока что тот редко увиливал от исполнения собственных обязанностей. Да и Кирк, когда ощущал угрызения совести, отправлялся бродить по острову с небольшой дубинкой, которую выстругал специально для того, чтобы ломать ноги и шеи слишком доверчивым птицам.

Жизнь на острове бежала своим чередом. Неспешно, спокойно. Со стороны она могла показаться даже скучной, ничем не примечательной. Как бы то ни было, но такой она и была в действительности. Жизнь на острове – не жизнь в современном мегаполисе. Развлечения здесь только те, которые сам для себя придумаешь.

Одним из главных развлечений Ангелики было общение с попугаем, тем самым, которого кокосом едва не пришиб Винченцо. Потом попугай возвращался и не раз, пока в итоге не осел в лагере. Правда, подпускал он к себе только Ангелику, когда приближались остальные, прятался на ближайшем дереве. Назвала Ангелика попугая "Зеленый". Зеленый часто сопровождал девушку в прогулках по острову, но только тогда, когда Ангелика была без Алессандро. Алессандро Зеленый недолюбливал, впрочем, как и других мужчин из лагеря. Поэтому, завидев Ангелику с Алессандро, Зеленый часто взмывал на дерево и начинал кричать у того над головой, выражая недовольство. При этом выходило это у него так забавно, что Ангелика не могла удержаться от смеха. В такие минуты ее звонкий, лишенный печали смех можно было слышать далеко.