Юрий Поляков - Треугольная жизнь

«Да что ж мне сегодня разная хреновина в голову лезет!» — возмутился эскейпер и снова пощупал пульс.

«Нету пульса!!!»

«Как это нет?! Не может такого быть. Ищи!»

«Да, действительно, вот он. Но слабенький-слабенький…»

Привычка щупать пульс осталась у Башмакова с того памятного приступа, случившегося наутро после изгнания брокера Антона. В тот день Олег Трудович проснулся с тяжелой головой и непривычным неудобством в сердце, но на работу все-таки пошел. Честно говоря, поначалу он грешил на виски, распитое вечор с несостоявшимся зятем. В ту пору часто травились поддельным алкоголем. Рассказывали даже жуткую историю про знаменитого актера, раздавившего вместе с женой после спектакля купленную в палатке бутылочку. В общем, похоронили их вместе, по-супружески… оказывается, чтобы помереть в один день, супругам совсем не обязательно вести изнурительно образцовую семейную жизнь и совершенно излишне быть праведниками, достаточно сообща набузукаться поддельной водкой. Вот времена-то!

Когда Башмаков, опоздав, доплелся до работы, Анатолич был уже на месте и сметал снег со старых «Жигулей», загнанных кем-то на стоянку вроде бы на денек да так и не востребованных. Машину надо было перетолкать на другое место, чтобы не мешалась. Это прежде, при коммуняках, на тачке ездили до тех пор, пока она не превращалась в ржавую труху. А теперь в Москве полным-полно по дворам, да и прямо на улицах вдоль тротуара, брошенных автомобилей, скособоченных, со спущенными шинами, пыльных или заснеженных. Их не успевают убирать, как трупы в эпидемию. И это обилие брошенных машин разбередило в башмаковской душе одно детское впечатление.

Ему было лет десять, когда в окрестных дворах на помойках объявились в необычайном количестве протезы. Искусственные кисти напоминали увеличенные до огромных размеров кукольные ладошки с плотно прижатыми друг к другу пальчиками. Но чаще встречались все-таки ножные протезы. Обычно это был простой деревянный конус с выемкой для культи и с черной резиновой насадкой на конце. На такой деревянной конечности в «Острове сокровищ» ковылял одноглазый Сильвер. Но иногда попадались и настоящие протезные ноги, обутые в почти новенькие башмаки. А один пацан из Большого Комсомольского нашел удивительный протез, принадлежавший, видимо, заслуженному инвалиду, потерявшему ногу почти до паха. Это был целый агрегат из металлических хромированных пластинок и желтой кожи. Для культи предназначалось специальное гнездышко, выстланное синей байкой. А в коленном сочленении имелся специальный запорный рычажок, позволявший садиться, сгибая ногу. Удачливый пацан хранил протез дома и выносил только во время междворовых футбольных матчей. По взаимной договоренности пенальти били при помощи протеза, как клюшкой, — в этом был особый хулиганский шик. Так продолжалось до тех пор, пока кто-то из взрослых, возмущенный этим варварством, не отобрал протез.

Но самая памятная находка выпала на долю Башмакова. Низенькая инвалидная тележка на маленьких шинных колесиках напоминала нынешние скейтборды, но была квадратная, примерно пятьдесят на пятьдесят. К тележке крепились широкие брезентовые ремни с пряжками. Олег знал, откуда взялась эта тележка. На ней много лет каталась послевоенная мужская половинка, ездила, отталкиваясь от асфальта деревянными чурочками, зажатыми в мускулистых руках. Половинку звали Витенькой. Малолетний Башмаков часто встречал Витеньку возле пивного ларька на Солянке. Труд Валентинович, ведя сына из детского сада, обязательно по пути останавливался возле ларька, выстаивал очередь, обсуждая со знакомыми мужичками спортивные новости и привычно поражая их уникальными познаниями в области футбола.

Инвалид же всегда подкатывал без очереди и молча протягивал вверх деньги тому, кто уже достиг заветного окошечка, откуда тянуло непередаваемым запахом намокших в пиве соленых сушек. Две сушки, восхитительно подмоченные, Олег непременно получал от отца за соучастие.

— А, Витенька! Здравствуй! — весело отзывались мужички, брали ему пиво и, наклонясь, тщательно отсчитывали сдачу.

Олега удивляли две вещи. Во-первых, у инвалида всегда водились деньги, даже иной раз крупные купюры. Во-вторых, мужички, сами во время пивных разговоров именовавшие друг друга по имени-отчеству, инвалида называли, как мальчика, Витенькой. А ведь он был явно старше многих из них и даже воевал, судя по увечью и медали «За отвагу», которую прикреплял к груди только на майские праздники. Впрочем, такое обращение не было панибратством, а, напротив, являлось особым, простоватым выражением мужской чуткости и уважительности. Согласитесь, звать по имени-отчеству человеческий обрубок, напоминающий бюстик, поставленный на колесики, — есть в этом какая-то глумливость и издевательность, не свойственная русскому человеку. А «Витенька» — это как раз по-доброму, с уважением…