Владимир Данилушкин - Дача ложных показаний

В Магадане горячей воды не было все лето, и мытье из новенького бойлера стало для Михалыча потрясающим сюрпризом, наподобие именин, тем более что Татьяна выставила шкалик коньяка, недонюханный с новоселья. И на донышке другого флакончика тоже что-то плескалось. Как говорится, накапай своим джином в мой тоник, я поговорю с тобой на языке тела, погруженного в жидкость.

И я, автор, сижу там третьим лишним, по усам пиво пускаю, специально отрастил для этого случая. По пьянке мне Татьянки — как таитянки. Надо же как-то легализовать личность рассказчика! Сюжет из клуба путешественников. В Индонезии сердцевину дерева перемалывают, превращая в саго. Забавно! А я ем редиску, как древесину березы. Во мне звучит форс-мажорный оркестр жизни. Сага о Форсайтах. Игра слов: выпрыгивают из воды и парят летучими рыбками.

Вообще-то Тата не чужда шутке. Говорит, надо откупить здешнюю крепость по остаточной стоимости, а простояла та несколько веков, поизносилась. Устроить в ней центр туризма. Меня, естественно, на рекламу бросить. Зарабатывать всей компанией деньги. Приезжим здесь есть где разгуляться, минут на пятнадцать хватит объема внимания, а тем, кто отдыхает в местном легочном санатории, можно моционы устраивать вдоль крепости по дорожкам, мимо рыбаков, здесь уловы не такие, как в Магадане, но рыба очень милая на вид. И музеи, и пейзажи… Зависать, глядя на облака, пока не отойдет в носоглотке последний влажный магаданский ком.

— Жизнь сурова, приходится приспосабливаться, — сказала она, продолжая толочь в ступе высушенные кусочки хлеба, чтобы затеять домашний квас. Когда не можешь попасть в яблоко, прибегаешь к расплывчатой метафоре. Толочь в ступе сухари — в этом что-то есть! Но я ни разу не видел, чтобы кто-то толок, как в пословице, воду!

Да и мне, туристу в этом славном доме, приехавшему по приглашению Стаса на пару недель раньше Михалыча, есть, что сказать по теме первых впечатлений. Однажды дорогу перегородил нестарый человек. «Послушайте, — в его голосе была угроза, — я обращаюсь к вам, надо поговорить по-мужски. Вы здесь отдыхаете, я знаю, вы не они. Я инвалид первой группы. Пенсию не дадут до конца месяца. Пожертвуйте мне денег на хлеб».

Хлеб — всему голова, с которой рыба гниет, — я не стал возражать. А почем у вас хлеб? Потом как-то противно стало. К старости начинаешь понимать, какой ты есть на самом деле. Я ведь много лет думал, что люблю других людей больше себя, прихожу на помощь по первому зову, оказывается, мне как-то по барабану, что кто-то там страдает. Легко могу оказаться на его месте. Я думал, что я смелый, оказывается, трус, каких еще поискать. И черствый вдобавок, как хлеб, который хозяйка истолкла в ступе.

Вообще-то политкорректность запрещает теперь употреблять слово «инвалиды». Надо говорить «люди с ограниченными возможностями»: видимо, финансовыми и физическими. Мы все теперь такие.

Кому не хочется стать идолом, хотя бы местного значения? Это я еще по Магадану замечал. Вовсе не надо возноситься. Достаточно сесть пониже, чтобы тебе, наклоняясь, бросали в кепку монеты, на которые уже не купишь и коробку спичек. Зато ими можно побренчать. Как говорится, нашего полку прибыло, которые зубья на полку.

Здесь цены ниже, а комплекс неполноценности не снижается. Как брат вашего троюродивого родственника. А несчастный мечтает накопить на шляпу. В шляпу больше подают. Да если ноутбук поставить рядом? Но это значит превратить благородное нищенское занятие в балаган.

Интересно, как в этом городке с работой? Недавно слышал по местному каналу, что требуются дилеры для работы с дистрибьюторами и в частную охрану — полуполковники. Видимо, опечатка.

Я зашел в универмаг и зарекся это делать: целый этаж был плотно заставлен креслами, диванами, торшерами — идешь, и наворачиваются слезы от собственной денежной несостоятельности. Блажен, кто ворует. Цель оправдывает отсутствие средств.

Труднее всего одиноким старикам, ровесникам моего друга Стаса, который по какой-то прихоти судьбы живет здесь же, в соседнем доме. Он меня старше на войну и на голод. Познав лихо в военном детстве, это поколение в старости вновь соприкоснулось с проблемой еды, словно вспомнило прежние уроки — как повторение пройденного в школе.

Есть и люди, которые испытали непрошеные угрызения совести, анализируя бездумно прожитые годы. Мысль об упущенной выгоде размером 30 сребреников сжигает им сердце, как печеная картошка из костра, положенная за пазуху.