Надежда Нелидова - 12 часиков [сборник]

…А Олег рассказывал, что хотел стать астрономом. Его поражали вселенские головокружительные массы, скорости, температуры небесных монстров, огненных и ледяных. А потом неожиданно увлёкся анатомией и психологией, природой человека. Человек ведь тоже Вселенная наоборот: сколько ни изучай, распахиваются новые глубины.

Открылась бездна звёзд полна. Звездам числа нет, бездне – дна. Это можно сказать о человеке. О его физиологии, и о мыслях, и о душе, в которой и звёзды, и бездна подлости. Что ещё раз доказывает борьбу Бога и Дьявола. Но люди, до кончика ногтей, состоят из звёздной пыли… Человек – звёздное вещество, пришелец со Звезды.

– Выключи, пожалуйста, Малахова, – просила Аня. – Там твои звёздные пришельцы плюются, матерятся и дерут друг у друга волосы…

Олег вскакивает. Голый, голубоватый от телевизионного свечения, с совершенной, божественной фигурой… Наглядное доказательство того, что человек сошёл со Звезды.

На стене, на старинных зелёно-золотых, в ромбах, обоях висела журнальная картинка с обнажённой женщиной. Она была снята в пол оборота со спины. Отвернувшееся лицо спрятано под гривой волос: спутанных, буйных, вздыбленных. Соблазнительно закинутые на затылок полные руки. Мощно раздвоенный круп, как у молодой кобылицы.

Пока Ани здесь не было, Олег курил и смотрел на эту женщину.

Картинка была вставлена в овальный багет. Аня приподнялась на локте, чтобы рассмотреть ближе. Шестнадцать гнёздышек с грубо развёрстыми лапками-зажимами. Когда-то в них были шестнадцать камушков: как брызги, как капельки крови гимназиста.

– Олег, откуда эта рамка? И чья это квартира?

– Рамка осталась от прежней хозяйки. А квартира, слава Богу и главврачу Валентине Ивановне, теперь моя, – он с удовольствием рассмеялся. Какие у него были крепкие, белые замечательные зубы. – Отбарабаню ещё пять лет, и – прощай, деревня моя, деревянная, дальняя. В Москву, в Москву! Ты готова жить в Москве? Как раз кончишь институт. Здесь всё отремонтирую, продам. У меня оперировался с мениском один молдаванин, прораб. Сделает конфетку, а не квартиру. Думаю, за неё хорошо дадут: трёхкомнатная сталинка в центре.

На пустой койке был свёрнут валиком готовый для дезинфекции матрасик. Под койкой стоял пластмассовый красный тазик. Над ним Аня в последний раз умывала Веру Сергеевну. Старушка уже несколько дней не вставала, и как раз в эти дни Ани не было. И никто – безобразие, Люда-то куда смотрела?! – не помогал старушке совершать утренний туалет.

Вообще санитарки умывали лежачих больных в грубых резиновых перчатках до локтей. В таких обмывают покойников в моргах. Аня лила из кувшина в тёплую ладонь струю осторожно, чтобы не брызнуть. Тщательно промывала глаза, высокий лоб, виски, каждую морщинку. Старушка, упёршись руками в края койки, сидела, вытаращившись, как ребёнок. Хлопала мокрыми светлыми, съеденными ресницами. Смаргивала капли воды, будто слёзы.

– Вера Сергеевна, вам плохо?!

– Мне хорошо, голубчик! Вы не представляете, какое это лучезарное счастье: вот так плеснуть в лицо холодной свежей водой!

«Что ж, – сказала главврач Валентина Ивановна. – Мы не ведём по каждому врачу статистику по спасению пациентов. Но, навскидку, за те годы, что Олег Павлович у нас работает… Грубо говоря, он вытащил с того света не меньше тысячи человек. Если бы не квартира – он бы от нас уехал в область. Это было его условие: квартира.

А Вера Сергеевна… Дай Бог, как говорится, нам до таких лет… Вот я давеча бельё замочила простирнуть – и такая одышка, такое теснение, спёртость в груди. Стенокардия. А ведь мне и пятидесяти нету».

…– Все б так умирали. В полдник, смотрим, у неё молоко не тронутое, – Люда стояла над пустой койкой, сложив на груди полные руки. Она чувствовала себя виноватой, что старушка умерла в её, Людину смену. – Говорят, святые так умирают – во сне. Ведь и боли адские терпела, и мы покоя ей не давали: с койки на койку дёргали… Ни ропота, ни жалобы. Что говорить – воспитание. Аристократка.

Аня подхватила тазик, понесла в ванную. Из головы не выходило привязавшееся: «Какое это лучезарное счастье, голубчик. Ах, какое это лучезарное счастье».

Был последний день практики.

… Я уже начала забывать четырехэтажную серую больницу на окраине Кисловодска, в которой мне пришлось пролежать полгода.

Как я здесь оказалась. Муж поступил в Кисловодское медицинское училище. Вместе мы жили третий год и не могли представить, как это: он там, а я здесь. Знакомые поддержали: куда иголка, туда и нитка. «Надюш, люди специально путевки по бешеной цене покупают, а ты два года будешь прохлаждаться, как в санатории. Нарзан трёхлитровыми банками пить, по лермонтовским местам гулять…»