— Возможно, там он кажется нормальным, — предположила Салли. — Там у всех характер портится.
— А его полковнику всего двадцать четыре. В мирное время для военного было бы удачей командовать батальоном лет в пятьдесят, когда есть опыт и жизненная мудрость. А теперь это дети, почти не знающие жизни. Слушай, пойду-ка посмотрю, как он там.
Кэррадайн встала. К еде она даже не притронулась. Ее худоба бросилась в глаза. Она долго не возвращалась.
— Спит, — с облегчением сказала она, наконец вернувшись. Теперь голос Кэррадайн звучал почти как встарь.
— Может быть, что-то давит на его мозг, — предположила Салли.
— Может быть. Температура у него нормальная. Энцефалита нет.
Теперь Кэррадайн охватило другое настроение, и она сказала, как говорили миллионы:
— Эта проклятая война! Наверняка она закончится в течение двух лет.
— Раньше, — солгала Салли.
Но Элси опять заговорила об Эрике:
— Месяц назад мы ездили в Париж. Был номер с видом на Тюильри. Все должно было быть прекрасно. Но там начались головные боли и приступы гнева. «Я не хочу идти в сад и смотреть на этих идиотских шлюх и их мосек!» Была сцена с английским офицером в баре… Небольшая укромная ниша в столовой была единственным местом, где он чувствовал себя достаточно комфортно, чтобы поесть. Ах, если бы на референдуме был принят этот чертов закон о призыве в армию, мы написали еще кучу прошений. Ребят вроде Эрика было бы легче вызволить с передовой.
— Может быть, — осторожно проговорила Салли, — хотя не исключено, из-за того, что они призывники, он мог захотеть остаться с ними, чтобы поддержать или удержать в окопах.
Кэррадайн вспыхнула.
— Ты рассуждаешь, как все эти лейбористы. Они уверяют, что даже рядовые голосовали против, не хотели, дескать, запятнать свои батальоны присутствием призывников. Хорошо, пусть так, согласна, но их продолжают убивать, вот в чем дело. Некоторые батальоны сократились настолько, что теперь приходится из нескольких формировать один. Мне жаль, если в моих словах сквозит раздражение. Но я совсем потеряла голову. Пусть и не так сильно, как он.
Они посмотрели на дверь, ведущую в спальню.
— Послушай, — сказала Кэррадайн, — сегодняшний вечер получился невеселым. Но не уходи.
— Хорошо, — согласилась Салли. — Давай-ка выпьем вина.
* * *
Салли вспоминала референдум о призыве в армию с болезненным и неоднозначным чувством. Когда правительство впервые решилось поставить перед народом вопрос о призыве мужчин на войну во Франции и других смертельно опасных местах, Салли еще была в Руане. Медсестер собрали в столовой, и главная австралийская старшая сестра начала убеждать женщин проголосовать «за». Бригадный генерал, начальник всего госпитального городка, говорил с ними мягче и приводил более обоснованные аргументы в пользу призыва на военную службу. Он не сыпал обличениями — уклонисты, бездельники, трусы. Он сказал, вы, мол, сами прекрасно знаете всех этих раненых, которых мы тут выхаживаем и которых нам нередко приходится отправлять обратно в мясорубку раньше срока. Эти люди должны получить право на восстановление сил в течение более длительного времени, а при необходимости и на отпуск домой, чтобы повидаться с семьями. Но это невозможно, пока правительство не имеет полномочий призвать под ружье тех, кто до сих пор уклонялся от исполнения гражданского долга.
В столовой медсестры стали наперебой заявлять о своей готовности проголосовать за призыв. Слэтри же не сказала ничего, и Салли подумала, что она тоже разделяет ее неясное беспокойство. Слэтри была католичкой, да и фамилия у нее ирландская, а самые рьяные говорили:
— О, они все против!
В Руане день голосования выдался очень холодным, как раз такой, чтобы сквозь зубы процедить «Да». Даже накануне она не знала, как будет голосовать. Вполне возможно, что оставшиеся в безопасности дома потеряли в кровавой бойне братьев, и они вовсе не уклонисты, а просто разумные люди. Да, возможно, не смельчаки. Но неужели это достаточная причина, чтобы гнать их под пулеметы и облака яда? А ее голос давал ей возможность заставить кого-то неизвестного приехать сюда и оказаться убитым. Ее голос мог означать гибель конкретного человека. А она уже и без того насмотрелась на все эти смерти. Поэтому, взяв со стола, за которым сидели старшая сестра и капитан Феллоуз, свой бюллетень референдума и зайдя с ним в импровизированную кабинку для тайного голосования, завешенную грубыми шторами, обычно закрывавшими окна в столовой, она поняла, что не может поставить отметку в квадрате «Да», и со смутным ощущением стыда проголосовала против. Выйдя, она поняла, что даже со своим пока еще не любовником, а другом Чарли поговорить об этом не может. Ведь если он голосовал «за», ему будет нелегко понять ее выбор. В конце концов выяснилось, что противники призыва одержали победу, но перевес составил всего несколько десятков тысяч голосов. И кто-то в столовой, как спустя несколько месяцев в Амьене Кэррадайн, спросил:
Читать дальше