Томас Кенэлли - Дочери Марса

— О! — воскликнул Чарльз Кондон, будто увидеть здесь Салли было большой неожиданностью. — Оказывается, все завершилось благополучно. Я слышал, вас тут бомбили, и, должен сказать, я жутко переволновался. И поскольку мы сейчас на отдыхе в этом районе, решил одолжить велосипед и прикатить сюда повидать вас, узнать, как у вас дела.

— Чарли, — ответила Салли, — это очень мило с вашей стороны. У нас тут терпимо, вот только недосыпаем.

— Ясно, — сказал он. — Так всегда на фронте. Понемножку сходишь с ума, верно?

— Но вы… Вид у вас…

— Какой? Паршивый?

— Вы все еще занимаетесь живописью?

— Занимаюсь, но не живописью, а набросками, если помните, — поправил он. — Знаете, ваш поцелуй вдохновил бы меня. Но не здесь, конечно.

— Заходите, чайку попьем, — пригласила Чарльза Салли.

Если не прибудет автоколонна раненых, они вполне могут посидеть и спокойно поговорить. А слова — простые слова человеческого языка, возможно, ничего особенного и не значащие, — пойдут на пользу любому измотанному ужасами фронта мужчине. В особенности тому, кто отмахал на велосипеде столько километров и лишь ради того, чтобы удостовериться, что с ней и у нее все в порядке.

Они вошли в столовую.

— Могу предложить и виски, если хотите.

И правда, виски, бренди, крепкого пива в эти дни здесь было хоть залейся. Медсестры, увидев, что тот или другой раненый не в себе, тут же шли в кладовку и приносили ему что-нибудь выпить. Такой метод привился в обращении с еще не диагностированными ранеными. В трезвом и спокойном мире виски ни в коем случае нельзя сочетать с опиатами, но здесь, в мире безумном, быстрое воздействие было куда важнее всего остального.

— Виски бы неплохо, если уж вы предлагаете, — ответил Чарли Кондон.

— Погодите минутку, — сказала Салли, выразительно подняв пальчик.

Отлучившись куда-то, она принесла жестяную кружку.

— Если заявится старшая, пусть думает, что это чай.

Налив себе чаю, Салли чокнулась своей кружкой с кружкой Чарли.

— Ваше здоровье! — провозгласила она.

И вновь попыталась его оценить. Салли казалось, что после всего пережитого он точно выдержит испытание, которому она решила его подвергнуть. Он всегда производил на нее именно такое впечатление, если им случалось оказаться вместе, но когда он был далеко, она воспринимала Чарльза по-другому.

— Для меня облегчение снова вас видеть, — призналась Салли.

— Облегчение? — переспросил он.

— Ну да, облегчение. Мы ведь здесь видим только раненых да увечных. Невольно начинает казаться, что в мире здоровых мужчин уже не осталось, хотя это, конечно, полная ерунда. Но расскажите-ка мне вот о чем. Про ваши наброски…

— Я немного рисую, когда нас отпускают на отдых. Но рисовать-то особенно нечего. Так сказать, палитра скромна — черный, белый, изредка коричневый и желто-зеленый. Вот и все цвета. Какая уж тут эстетика? А виски неплохое, спасибо.

— И еще одно — сколько вам пришлось проехать досюда?

— Даже не знаю. — Чарльз указал куда-то на север. — Поездка пошла мне на пользу. И, надеюсь, вы не обидитесь, если я признаюсь, что очень часто вспоминал вас.

— Я тоже о вас беспокоилась.

Глядя на дно кружки с виски, Чарльз улыбнулся.

— Ладно уж, чего там… Это добрые тетушки всегда «беспокоятся». А вы мне не тетушка. По мне лучше было бы услышать: «Я тоже часто думала о вас, Чарли». Или что-то в этом роде. Впрочем, не собираюсь вам диктовать, что именно думать и как.

— Здесь страшно много работы. И такая неразбериха порой, что… Но меня в дрожь бросало при мысли увидеть вас на этих проклятых носилках. Вы почти не выходили у меня из головы.

— Ого! — невольно вырвалось у Чарли. Именно этого он и ждал от нее. — Я не выходил у вас из головы. Что ж, премного благодарен вам, Салли. Это меня вполне устраивает.

Она ни на минуту не забывала, что вокруг снуют ее коллеги — забирают пустые тарелки, обмениваются репликами, кивками. Небось потом, когда Чарли Кондон уедет, ей придется выдержать не один многозначительно-вопросительный взгляд. Ну и ладно. За все хорошее надо платить.

— Меня не покидает ощущение, что, если я слишком много думаю о вас, с вами непременно что-то случится.

— Ну, не надо забивать головы глупостями, дорогие девочки-медсестры. Вы же прекрасно понимаете, что бывают дни, что и сам не веришь, что остался в живых. Проживешь сутки, а тут уже другие надвигаются. Такие же жуткие. И… вот я утром решил… сесть на велосипед и приехать к вам. Вы даже не представляете, насколько важна для меня эта поездка.