Томас Кенэлли - Дочери Марса

— Уходите отсюда, сестра! — приказал палатный врач.

— Я не уйду!

— Уходите сию же минуту. Я уже отправил отсюда всех медсестер.

— Хорошо, — согласилась Салли.

Ничего, она будет действовать самостоятельно, раз уж она свободна от ночного дежурства.

Едва она повернулась уходить, как послышался грохот еще одного взрыва. Она стала силой заставлять обезумевших людей укрыться в траншеях, те сопротивлялись изо всех сил. Тут она вспомнила о торакальном отделении и помешавшейся Оноре.

Неожиданно загудела сирена, сигнал должен был прозвучать раньше, когда все только начиналось. Но и сейчас он внушил утерянную было уверенность. Внезапно наступившая тишина вдруг представилась в образе некоей гигантской ладони, накрывшей землю. В ней потонули и голоса, и даже крики. Воздух по-прежнему был пропитан химической вонью объятой пламенем операционной, вокруг ярко-красными снежинками носились искры.

Салли слышала жалобные причитания раненых, доносившиеся из уже наполовину рухнувшей палатки. Там, внутри, Онора укладывала рвавшихся подняться раненых. Салли обратила внимание, что у одного из них из ушей идет кровь, видимо, от взрыва лопнули барабанные перепонки. Подошли санитары и стали пытаться выпрямить покосившиеся опоры палатки. И потом, словно повинуясь какому-то безмолвному сообщению, что им здесь делать уже нечего, Салли и Онора вместе вышли из палатки, которую кое-как удалось восстановить. Раскаленные угли — все, что осталось от операционной, — обдавали жаром все вокруг. Салли решила вернуться в газовое отделение, ей пришлось миновать зияющую воронку, края которой были усеяны останками отравленных солдат и санитара. Она увидела, что, завершив неравный бой с огнем, к ней направляются Фрейд с Леонорой, причем ни по их виду, ни по походке никак нельзя было догадаться о только что промчавшемся над эвакопунктом кошмаре — обе не спеша шли к торакальному отделению, старательно, но без следа потрясения или ужаса обходя оторванные руки, ноги, головы. Поравнявшись с Салли, Леонора сказала:

— Санитар мне рассказал. Бомба угодила в морг. Вот так победное завершение атаки!

По территории эвакопункта бродили раненые, которым не успели поставить диагноз, — кто-то трясся, кто-то что-то бормотал, кто-то был погружен в молчание. Выяснилось, что одного из них обнаружил на дороге на Дёз-Эглиз какой-то санитар. Санитары разыскивали разбежавшихся недиагностированных раненых, приводили их назад в эвакопункт, поддерживая под локоть или приобняв за плечи. Все выглядело вполне обычно — один боевой товарищ помогает другому, — но у Салли при виде этого слезы подступили к горлу. Вернувшись в газовое отделение, она стала вспоминать ужас, который начался, когда она была в приемном отделении, бомбы, волей случая уносившие живых в царство мертвых.

С началом нового дня медсестры собрались в столовой, по пути — при свете все выглядело куда страшнее и детальнее, — рассматривая то, что осталось от операционной. По чистой случайности, как узнала Салли от Фрейд, в операционной в ту минуту никого или почти никого не было. Хирургов как раз вызвали в приемное отделение. Но двое оставшихся там санитаров погибли — их разметало по всему эвакопункту.

За столом женщины пили чай, заедая его хлебом, родным квинследским хлебушком, так напоминавшим о доме, покое, уюте, об их сонном континенте. Постучав у полога в палатку, прибыл майор Брайт и объявил всем с по-мужски невинным видом и, разумеется, совершенно некстати, что было воспринято даже с некоторой долей сентиментальности, что он представил весь персонал к медали «За боевые заслуги». Решительно всех — и тех, кто распихивал едва не лишившихся рассудка от страха больных по окопам и щелям, и тех, кто вместо касок напяливал им на головы миски, и даже санитаров, криками подгонявших полумертвых раненых, — одним словом, решительно всех. Но, добавил он, будто пытаясь удивить переживших эту ночную вакханалию, все-таки именно жребий должен по справедливости решить, кому именно из них достанется эта награда.

Его никто не перебивал — просто оттого, что майор Брайт был хороший парень. Но ратные амбиции в данный момент мало заботили медсестер. Самым забавным оказалось, что тот самый капитан, которого Онора вытащила из отделения раненных в грудь, не был никаким не немцем, а просто-напросто говорившим по-немецки довольно известным романистом по имени Александр Саутуэлл, который приходился племянником лорду Финистерру, бывшему члену кабинета министров Великобритании. Явно от нечего делать кто-то высказал мысль, что медали достойна вообще только Онора. Тем более что этой тщедушной женщине непонятно как удалось протащить на себе почти двухметрового детину из отделения до траншеи.