Томас Кенэлли - Дочери Марса

Она напоила его чаем, и они поехали в Руан — госпитальные грузовики и машины «Скорой помощи» ходили туда регулярно. Втиснувшись на переднее сиденье машины «Скорой помощи», они добрались до порта, а оттуда, уже пешком, направились к соборной площади. У собора Чарли Кондон, как и ожидала Салли, погрузился в себя. Утихнет ли когда-нибудь его всегдашняя одержимость? Пока никаких признаков нет. Знания были для Чарли радостью, а не поводом покрасоваться.

— Здесь Моне писал свои картины, которые получили известность лишь совсем недавно, — сказал он. — Потребовались годы, чтобы мир начал их понимать. В общей сложности около двадцати полотен с изображением великого собора, — продолжил он, — фасад и башни в разное время суток и при разном освещении.

Салли понравился термин «разное освещение».

— И это вселяет в меня надежду, — продолжал Чарли, — на возвращение домой. Свет, свет и еще больше света. Свет сияет. Свет растекается. Впрочем, вам не раз приходилось слышать мои долгие разглагольствования на эту тему.

Чарльз Кондон даже не представлял, насколько в новинку ей слышать все это от него. Он рассказывал ей о семисотлетних витражах, чью уникальную бирюзу не под силу повторить современным стеклодувам. Салли чувствовала, что именно такие вещи и делают для него мир пригодным для жизни.

Он перечислил хранящиеся в Руане мощи святых, привлекавшие паломников со всей Европы. И отнюдь не всегда благочестивых. Ведь в паломничество они отправлялись именно потому, что были грешны, — в надежде, что лицезрение мощей искупит их грехи.

— Ну а в наши дни, — прибавил он, — бесчисленные части тел святых и грешников разбросаны по всей Франции и Фландрии.

Несколько часов спустя собор утратил притягательность: человек склонен к пресыщению, в том числе и эстетическому. Он повел ее обедать в ресторан под названием «Ла Курон», о котором поговаривали, что он старейший во Франции, — дом, скособоченный под гнетом лет, украшенный балконами, островерхая крыша, окна со свинцовыми переплетами… Хозяин, казалось, их ждал. Чарли признался, что телеграммой заказал столик. Просто побоялся, что самим им приличное место не отыскать. Его целенаправленность поразила Салли.

Выяснилось, что соус к поданной утке приготовлен из крови. Что ее как дочь фермера отнюдь не смутило. Пили они бордо, не доставившее ее неискушенному небу особенного удовольствия, разве что польстив материалистическому самолюбию. Однако последующее ощущение легкости в сочетании с воспоминанием о телеграмме, бирюзе витражей и нестареющих рецептах блюд под крышей этого старинного дома восхищали.

— Ну, и что они за люди? — поинтересовался Чарли. Они ели яблочный пирог со свежими сливками, обильно сдобренный бренди под названием кальвадос. — Те, кого вы выхаживаете?

Его по-прежнему живо интересовало буквально все.

— Есть нечто новое, Чарли, — призналась она. — Газ. Мы отправляем в Англию массу молодых людей с отравлением газом. А это означает, что им почти наверняка уже не быть солдатами, и, вполне возможно, не быть и мужчинами. Поэтому нам приходится постоянно держать под рукой маски. Повсюду такое безобразие.

— На полигоне нас заставляли проходить сквозь облака газа в таких же масках. Ощущение не из самых приятных.

Все ее мысли занимал капитан Констебль. Но Чарли она о нем рассказывать не стала, боясь заразить его невезением.

— А немцы обстреливали места, где вы располагаетесь?

— Нет, — сказал Чарли, — обстрелы довольно щадящие. Но иногда случаются. Почти ненароком. Говорят, хотя и не похоже на правду, но якобы с немцами договорились и, если мы не обстреливаем Стенбек, они не будут обстреливать Азбрук. Во всяком случае, так обстоят дела на данный момент. Но когда нас признают готовыми к кровопусканию, отправят в какое-нибудь менее уютное местечко.

Она потягивала вино, словно воздавая своеобразную дань этому дню.

Чарли рассказывал о семейной ферме, маленьком доме в окрестностях Стенбека, где его и других офицеров разместили на постой. Сперва семья их дичилась. С ней в самом начале войны грубо обошлись немецкие, а затем довольно презрительно и некоторые британские офицеры элитного полка. Но Чарли стал помогать им рубить дрова и даже доить корову, подумаешь, подоить единственную корову, приговаривал он, и французская семья потихоньку оттаяла. А жена фермера все удивлялась и спрашивала, как это он, офицер, и колет дрова?

Потом они гуляли по улицам, и Чарли охотно разглядывал платья в витринах бутиков — в Австралии такие доступны лишь в салонах портных. Чарли не без интереса разглядывал ткани и линии кроя.