– Даже если это сделал Лёха! – это же Я, Я её убил! – воскликнул он вслух и закачался туда-сюда, хватаясь за голову.
Он понял, что не может объять эту мысль: смерть. Одно короткое слово: смерть – а оказывается, оно так рвёт душу. Ему показалось, что он опять совсем трезвый, и, нащупав пайп, затянутся в третий раз. На этот раз он держал ядовитый дым в себе секунд десять, и выдохнул только, когда стало нестерпимо свербеть в горле.
– Ма-а, – он сам не заметил, как набрал маме.
– Что, сынок?
– Тут это… п****ц короче.
– Не ругайся. Что такое? Ты пьяный, что ли?
– Дай отца.
– Отца? Да он уже…
– Дай отца! – заорал Толя не своим голосом. Мать что-то пискнула, потом раздался отцовский голос:
– Да?
– Па.
– Чё тебе?
– Нину убили.
– Что?
– Убили Нину.
– Как убили? Кто? – отец явно растерялся.
«*** в пальто», – чуть не ответил Толя, но сдержался. Потом он захотел сказать: «Я убил, я убил – и трахнул!» Но потом кое-как заставил себя не говорить и это.
– ***, па, – пробормотал он, – это п****ц. – и повесил трубку.
Он зачем-то набрал Лизе, хотя понимал, что не станет рассказывать ей ни про Нину, ни тем более про убийство. Но Лиза не ответила. Он машинально набрал второй раз, и она прислала смс: «Не звони мне!». Истеричка долбанная. Толя затянулся снова, но в пайпе уже ничего не было. Впрочем, его и так хорошо накрыло – просто он не ощущал этого.
– Эй, парень, это, пс! Ты чё тут? – спросил кто-то.
– А?
– Ты чё тут, это, дуешь, что ли? – мерзкий голосок захихикал. Толя не видел говорящего. Наверное, он стоял где-то в темноте. Рядом горел всего один фонарь и освещал он только самого Толю.
– Не твоё дело. От****сь.
– Да ладно, это, не злись, это… Спайс хочешь? Забирает норм ваще, и стоит копьё.
– От****сь, я сказал!
– Ладно, ладно… это, нервный, блин, это…
Человек испарился. Толя понял, что опять идёт снег. ****ный бесконечный ночной снег. Он плакал, но уже спокойно, не навзрыд – а как бы выплакивал ужас и отчаяние. Ему сделалось очень стыдно за себя. Вместо того чтобы сделать для неё что-нибудь хорошее, весь вечер фантазировал, как трахнет её. А потом ещё как скажет об этом когда-нибудь отцу. Не скоро, нет – может, лет через пять или даже пятнадцать, когда тот одряхлеет и будет сдыхать, хватаясь за раздувшуюся печень… Тогда бы он наклонился и сказал: «А Нинку твою, па, я-таки трахнул в две тысячи шестнадцатом». И как знать – может, отец и умер бы от этого и наконец-то перестал травить их с матерью жизнь… Впрочем, кто знает, что будет через эти пять лет? И что было бы с Ниной… Господи, бедная, несчастная Нина. Он опять схватился за голову. Стало казаться, что череп многократно увеличился, раздулся и вот-вот лопнет или утянет всё тело на обледеневший асфальт. Толя кое-как поднялся и побрёл к Чапе.
Илья угрюмо открыл дверь, но, увидев заплаканного, мокрого и дрожащего от холода друга, без разговоров впустил его. Минут тридцать он отпаивал его чаем, потом спросил, и Толя ответил. Чапа покачал головой и поставил на стол бутылку.
– У тебя, блин, всё наготове, – вяло отметил Толя.
– Пей, Толян. Надо выпить.
И они выпили.
– Я много не смогу. Я уже угасился маленько.
– Вижу. Ложись.
Чапа помог Толе подняться и отвёл в ту же комнату, где тот ночевал прежде. Но Толя не хотел засыпать. Ему было страшно, и едва потух свет, он поспешил сказать:
– Это п****ц, Чап, это просто п****ц. Всё, к чему я прикасаюсь, рушится, не получается! Всё. Всё, что мне давали – портится. Всё, что у меня было в этой жизни… Всё это я пускаю п***ой. Это, Илюш, какое-то проклятье: я уехал от вас ото всех. Думаешь, у меня появились в Москве друзья? *** там! Юрец? Это разве друг. Алкаш ****ный. Постоянно денег просит. Один раз поцарапал его машину… Вот тоже пример, кстати: машину испортил! Дружбу – испортил! Девушка была, которая меня куда-то тянула… – испортил! Нашёл сестру, и через сутки её… ***-я-я!!!!
– Так, ложись, спи. Утро вечера мудренее, – строго сказал Чапа. Дверь скрипнула и затворилась, несколько секунд были слышны шаги, потом сделалось тихо и страшно.
– Я всё порчу. Всё, к чему я прикасаюсь, – умирает. Эй, ты тут, слышишь меня? – но в темноте уже никого не было. Толя лежал один и дрожал от внутреннего холода.
«П****ц», – повторил он бесконечное количество раз прежде, чем уснуть.
Глава восьмая
Он проснулся в совершенно ясном сознании, хотя проспал не так долго. На часах было начало седьмого, а за окном темнота. Начинался понедельник. Толя поднялся и осмотрелся. Мысли плясали в его голове, но сегодня это был не весёлый танец, а напротив скорбный. Первое, о чём он подумал – неужели это правда? И вставать уже не хотелось. Но Толя заставил себя. Он оделся и без завтрака вышел на улицу. Было холодно, но снега на земле осталось совсем немного, он опять растаял к утру. Крыши и деревья были покрыты инеем, лужи – льдом.
Читать дальше