Константин Куприянов: Зверь выходит на берег

— Ты самый скверный человек из всех, кого я знаю,— разведя руками, сказала она и оставила его в одиночестве.

Когда она стояла у реки, подбежал Кот. Он запыхался и был порядком напуган.

— Оля, беда. Цыганка говорит, что травишь ты Ивана.

— И что?

— Да начала волну гнать. Как бы плохо всё это не кончилось. Пристрелят они тебя, если в дом зайдут и узнают, или ещё что похуже. Сама же знаешь!

Ольга ослепшими чёрными глазами смотрела на реку, прислушивалась, не рвётся ли на волю крик. Но сегодня у неё на душе было на удивление покойно и легко. Медленными тяжёлыми каплями месть стекала внутри сердца, распаляя что-то томное, горячее, скапливаясь, согревая по чуть-чуть. Она подумала, что пора бы съездить навестить Гришку и сказать, что никогда она его не любила, а только пыталась полюбить, чтобы простить за тот день... и чтобы спастись от теперешнего мгновения — когда тень посреди ясного дня вдруг забирает тебя, проглатывает целиком, а в тебе ничто не находит сил противиться, и улыбка сама собой появляется на лице. И когда прощения нет — впервые ужасаешься себе, а не людям...

— Дадим им водки, денег и скажем, что король приболел, надо его в покое оставить, я за ним присмотрю, но что велел, чтоб они пока поездили, поискали тебе жену, Котик. Ты ведь знаешь, к чему они привыкли, так?

— И что ж это выйдет — что всё по-старому опять пойдёт? — воскликнул Кот.

Она призадумалась, но потом смахнула сомнения и с беззаботной улыбкой пожала плечами. Нет ничего, что не растворялось бы во времени, и всё повторится, но раз отец умер и не перед кем теперь просить прощения, то не всё ли равно?

— Может, и по-старому. А разве ты боишься?.. Теперь повернись-ка, Котик, к реке и покричи... выпусти крик на волю, всю боль свою... а потом мы пойдём к ним.