Константин Куприянов - Зверь выходит на берег

— Ну, вот ты и пришёл,— сказала, открывая калитку,— так светло ещё.

Гриша вошёл в дом. Они пили чай, только с наступлением сумерек вышли погулять. Разговор не клеился; стоило взглядам встретиться, как оба словно немели. Ольга подумала, что вот он — её крик, который так долго она носила в себе, сама того не зная. Её охватил восторг, но к нему примешивалась и едва сносимая тоска.

— Я знаю, что с тобой поступил очень плохо,— пробормотал Гриша, когда они остановились, а вокруг сделалось совсем темно.— Если скажешь, я тебя больше никогда не трону, но ты прости меня. Мне так плохо, как после твоего взгляда в тот день, никогда не было.

— Плохо?! — выдохнула Ольга.

— Да...

— Ну хорошо, говорю я тебе: никогда не трогай меня, никогда не подходи! Что теперь?!

Гриша молча попятился к воде.

— Нет уж, стой. А зачем ты мне, думаешь, такой нужен, покорный?

— Не покорный. Главное, не обидеть тебя больше, никогда.

— Злой ты, Гриня.

— Я злой, поэтому я один.

— Все — одни,— отрезала она.— А ты умеешь кричать? — вдруг пришло ей в голову.

— Ну да.

— Помнишь, что я тебе тогда сказала? Помнишь, да? Вот закричи. Повернись к воде и закричи, так сильно, как только можешь, со всей болью, со всем «плохо», которое испытывал. Попробуй, ну?

Гриша в нерешительности повернулся к реке и закричал. Сначала слабо, но она посмотрела на него с недоумением, и он, глядя на воду, завопил по-настоящему, вложив в это всего себя. Ольга удовлетворённо улыбнулась и спросила:

— А если скажу утопиться — пойдёшь?

Он изумлённо уставился на неё, потом медленно, протяжно пожал плечами и покачал головой.

— Только девочек портить сила есть, да? — злобно пробормотала она.— А потом, спустя два года,— «плохо ему»... цветов нарвал да пришёл, чтоб шаркать рядом да молчать.

От негодования Ольгу била дрожь, а потом всё померкло: Гриша схватил её за плечи, притянул к себе, опустил на песок, с едва слышным стоном впился в губы.

— Самый ты скверный человек из всех, кого я знаю, самый страшный. Поэтому ли я тебя люблю? — вслух думала она, когда густой ночью возвратились к её калитке.

Во тьме не было видно, как он удивлённо улыбнулся.

Во всякую свободную минутку, а их было немного, Ольга приходила к реке и смотрела за её черту. Воображала себе там свободу: от пересудов соседей, не любивших ни её, ни Гришку, воображала новую, с чистого лица писанную, собственную семью, где не будет ни бубнящего бога-отца, ни парализованной матери, велящей поочерёдно брать то золото, то серебро и идти в них по нищим улочкам.

Мать лежала в комнате неподвижно и заливалась немым кашлем. Молодые терпеливо ждали её смерти, туманы сменялись пыльными ветрами, завод пыхтел через реку, жизнь обещала течь неглубокой илистой речкой, пока не иссохнет от усталости. Но зимой незадачливый Гришка попал в неприятности: в городке его арестовали за мелкую кражу. Стали ждать суда.

— Как же нам быть? — спросила Ольга, сидя подле матери.

Та молчала.

— Придётся денег много достать. Я всё продам,— задумчиво говорила дочь, разглядывая маленькое колечко на пальце.— С кем же мне сговориться, кого б попросить?..

Деревенские нашептали, что дешевле ей попробовать договориться не с милицией или судом, а с тутошними, районными бандитами, которые покрепче любой власти держали и город, и завод, и окрестные деревеньки заодно. В Сорино их предводитель, Ваня Грелов по кличке Грелка, прежде никогда не приезжал. Ольга отыскала его в Окрипино, под мартовским снегопадом терпеливо ожидала аудиенции, ближе к темноте пригласили, зашла в хату, где бандитский король восседал в кругу приятелей после бани. Это был совсем молодой паренёк, со страшным шрамом поперёк горла, с водянистыми смеющими глазами, детской наивной улыбкой.

— Сахарная девушка к нам пришла,— заговорщицки сказал он присутствовавшим; из углов раздались смешки, света было до того мало, что могло почудиться, будто из темноты хихикают тараканы.

Ольга, не обращая ни на кого внимания, впившись в насмешливые рыбьи глаза, рассказала, кто она, в чём дело и о чём просит. Грелка внимательно слушал, продолжал весело улыбаться и часто почёсывал шею.

— Так и кто ж этот Гриша тебе? — спросил он под конец.

— Жених,— твёрдо ответила Ольга.

— Сахарная девочка, такая молодая, а замуж уже собралась?

— А чего ждать?

— А действительно,— он хохотнул.

Ольга в сомнении теребила колечко на пальце и думала, положено ли в таких разговорах первой начинать о деньгах. На самом деле денег у неё почти не было, в деревенском магазине давно продукты давали под запись и честное слово, бумажек не видали по полгода. Но драгоценности, сбережённые когда-то матерью для богоугодного дела, могли выкупить беспутному Гришке свободу, поэтому она опасливо подошла к столу, за которым восседал Грелка, и нерешительно протянула руку с небольшой горстью золотых серёжек.