Вадим Месяц - Искушение архангела Гройса

– Муля, это ты? Живой, что ли?

– Живее всех живых, – ответил он самодовольно. – В тюремное очко играешь? Давай партию на раздевание. Нравится твоя куртка. А то холодно, бля…

– Нет, не играю, – отмахнулся я. – Что ты здесь делаешь?

– Считаю слоников. Кто ты такой? Дай куртку. Который час? Трудно ответить, что ли?

Он схватил меня за левую руку, задрал рукав, наклонился над часами. Ругнулся, чиркнул зажигалкой.

– Время детское, – сказал он радостно. – Хорошие котлы. Английские?

Я разглядывал его одутловатую от пьянства физиономию, смутно начиная догадываться, что мне предстоит такое же нелепейшее общение, как и с другом Гарри. В жизни два этих чувака никогда не встречались, жили в разных городах, друг другу представлены не были. Они были действующими лицами моей давней судьбы, и их появление в курортном поселке Нарочь на северо-западе Беларуси не лезло ни в какие ворота.

Человек, похожий на Мишаню, поднялся с земли, отряхнулся.

– Можешь подбросить меня до автобусной остановки?

– Какой?

– Здесь недалеко. По дороге в Мядель.

– У меня были другие планы…

– Это быстро. Одна нога здесь, другая там.

Он протянул мне руку, помогая подняться. Я поблагодарил его – и по ходу движения еще раз взглянул в его улыбающееся лицо. Передние зубы у парня были ровны и белы, а у Гройса одна из лопаток была по диагонали отбита. И хотя современная стоматология творит чудеса, меня это немного успокоило.

– Ты не юрист по образованию? – спросил я, все еще не веря в спасительную разгадку.

– Мама – русская, папа – юрист, – ответил он незамедлительно. – А что, нужна помощь?

– Ты похож на одного человека…

– Ты тоже похож, – кивнул он.

Мы вернулись на Купальную поляну, где народу стало еще больше. Люди смеялись, пели, не слушая баяниста. То тут, то там возбужденно взвизгивали женщины, басили мужчины. Брехали собаки в поселке. По дороге мы встретили милиционера в фуражке, надетой задом наперед. «Мишка» козырнул ему, приставив руку к непокрытой голове, но милиционер лишь мутно посмотрел на него и, не проронив ни слова, скрылся в ночи.

– Откуда ты?

– Все мы оттуда, – ответил он. Его загадки и прибаутки меня раздражали. – Строим с товарищем атомный реактор в Островце. Хотим избавиться от энергетической зависимости. От вас, кацапов, хотим избавиться… Ха-ха-ха…

– От кацапов? А ты-то кто?

– Я немец, – ответил он неожиданно. – Самый настоящий нордический немец. Немец, воспитанный на французской классической литературе…

Ошибки быть не могло. Такую чушь мог сказать только Мишка. Михаил Владимирович Гройс. Во плоти.

Мы выехали на Минскую трассу, проскочили санатории, туристический кемпинг Антонинсберг. Где-то на сто пятидесятом километре он попросил меня остановиться посреди леса. Внешность его совпадала до мелочей. Нос с горбинкой, ярко-голубые глаза с внутренней подсветкой, цыганская копна волос. Небольшие кисти рук – слабые, вечно влажные.

Мы оставили машину на обочине дороги и побрели по бездорожной траве. Воды еще не было видно, но озеро Нарочь чувствовалось где-то рядом.

Кладбище лежало на спуске к озеру и возникло перед нами в зловещей отчетливости среди кустов и стоящих в низине деревьев, что казались равными крестам по высоте.

– Погуляй пока, осмотрись, – предложил приятель. – Хорошее место?

– Слушай, как тебя зовут? – спросил я.

Парень зыркнул на меня колючими очами.

– Микаэл. Ми-ка-эл, – выговорил он по слогам со значением. – В переводе означает «Кто как Бог?». Это вопрос. Мое имя – главный вопрос философии. Можно перевести «никто не равен Богу». Можно – «Который как Бог». Впрочем, ты можешь звать меня просто Мишей.

– Очень приятно.

Мы разошлись в разные стороны: Микаэл удалился куда-то под откос. Я остался среди могил, обыкновенных крестов и советских обелисков, не понимая, что, собственно, может быть здесь интересным.

Ночь случилась лунная: пригорок хорошо просматривался. К тому же у меня была зажигалка. Первый памятник принадлежал славной старушенции в темном платочке. На овальном фотопортрете сидела бабушка, которую можно пожелать любым внукам. Опрятная, ласковая. На камне было выбито по-польски: Wolaj Veronika Egorovna, Urozd. 1908 R, zyla 76 L, zm. 24.XI.1984. Рядом располагалась могила ее мужа, обозначенного как Stp. Wolaj, zyl 71, zm. 2. VIII. 1973. Следующая могила в ряду принадлежала кому-то из членов рода, но надпись на ней была уже по-русски. Валай Юлия Степановна, 1896–1963. Я с одобрением отметил ее приверженность алфавиту Кирилла и Мефодия. Основное потрясение ждало меня впереди.