Константин Нагаев - Сорок тысяч

Первые свидания, цветы и поцелуи у дверей дома через три месяца вылились в совместное проживание. Очень долго не могла даже поверить, что живу под одной крышей с человеком и не раздражаюсь по этому поводу. И даже наоборот, радуюсь окончанию рабочего дня, чтобы увидеть его. Готовила ужин на двоих. Что нашло отражение в картине, которую он написал и повесил на кухне. Она называлась «Чаепитие». Мне посвятили натюрморт.

Я взяла над ним коммунально-бытовое шефство. Покупала ему рубашки и брюки, которые впоследствии с удовольствием гладила. Он рассказывал мне о своей работе и планах написать серию картин, посвященных осени и старикам. Иногда мы ходили в театр. Но чаще всего – на выставки художников, где он знакомил меня со своими друзьями и называл меня не иначе как «муза». Честно, мне это очень льстило.

Так прошло около года. Я стала замечать, что от него все чаще несет алкоголем. Сначала это был хороший, дорогой и где-то даже благородный запах. Но потом запах стал усиливаться и изрядно дешеветь. Однажды я узнала, что он уже месяц как не работает.

Вечером я посадила его напротив и решила поговорить. В итоге он сказал, что ему не хватает сексуальной энергии.

«Я иду за своей мечтой, написать цикл работ про стариков и осень. Колледж забирает у меня силы. Утром я выхожу в парк и сажусь с этюдником на лавочку. Но понимаю – мне не хватает сексуальной энергии».

Не теряя времени я взялась за работу. Прикупила белья, журналов и дисков с фильмами Тинто Брасса. Я подстерегала его в коридорах в белых кружевных чулках. Устраивала домашний стриптиз. А однажды даже сняла проститутку, и у нас был секс втроем. В успешности своих действий я была уверена безусловно.

Однако, все это привело к странным последствиям. Он осел дома. Много рисовал и курил. Очень много курил. Потом стал попивать. И отказывался работать, объясняя это тем, что вскоре он сядет за холст.

К тому времени как мужчина он меня практически не интересовал. Да и как человек тоже. Мы все реже спали вместе. Все чаще ругались. Он клянчил у меня деньги. Я старалась задержаться на работе.

Однажды вечером после посиделок с коллегами я поймала машину и поехала домой. Что врать – была нетрезва. Водитель предложил поехать с ним. Я согласилась. А потом передумала и вышла из машины. Полчаса не спеша шла домой в каком-то истерическом счастье и приперлась около трех часов ночи. Он спал.

– Меня изнасиловали! – закричала я в коридоре.

Медленно он выполз из спальни, протер глаза и спросил:

– Правда?

– Нет, – ответила я. – Но это не важно.

– Ты пьяна?

– Наоборот. Я уже протрезвела и вдруг поняла, что живу в болоте и стараюсь не вылезти из него, а вытащить все болото на сушу. И это болото – ты. Любимый мой, родной.

– Я тебя не понимаю. Ты пьяная. Кричишь. Несешь бред. Что ты хочешь сказать?

– Ничего, мой мальчик, – и тихо добавила: – ничего такого, что тебя бы удивило. Тебя же вообще ничего не удивляет. Ты безрадостен, как отчет партсъезда. Ты год сидишь на жопе в своей зоне комфорта и даже не пытаешься хоть что-то изменить. Я уже так не могу.

– Может быть, ты поспишь, и мы утром поговорим?

– Точно. Я посплю. А утром мы не поговорим. Ты соберешь все свои эскизы и пойдешь вон.

– Это нечестно…

– Квартира моя. Я ее снимаю. Я за нее плачу. Я покупаю еду и делаю все, чтобы… Ой, ну тебя к лешему. Устала. Завтра с утра чистишь зубы и к маме. И ляг на диване в зале. Если уж у меня нет нормального секса уже полгода, пусть тому будет хотя бы логическое объяснение.

Зашла в спальню. Закрыла дверь. И вырубилась.

Утром, когда я проснулась, в доме было тихо. Он вывез свои вещи, не забыв прихватить натюрморт с кухни. В телефоне появилась СМС «Взял в долг три сотни на такси».

Я улыбнулась и пошла ставить чайник.

Я встретила его через полгода. Он сидел в кафе. Вид у него был очень помятый. Местами даже с заломами. Заметив меня, он моментально опустил глаза, делая вид, что обнаружил в кружке, как минимум, новую галактику. Или редкий вид жуков-короедов. Так и сидел. Ожидая прихода осени и старости…

Снег под ногами был похож на кашу из песка, крахмала и опилок. Ботинки то и дело проскальзывали на брусчатке. Спина мокрела и было тяжело дышать. И только крепко затянутый шарф, как колодка, позволял хоть как-то держать голову прямо.