Владимир Лорченков - Ночь в Кербе

Ajudar ieuзначило «спаси меня».

T’estimi— «я люблю тебя».

Я коротко кивнул. Повернулся к дороге. Поймал веселый взгляд Жан-Поля. Новые идеи, предчувствие книг, Владимир, спросил он. Мне оставалось лишь улыбнуться. Получилось криво. Мы буквально воткнулись в какую-то щель между двумя автомобилями на стоянке у заброшенного завода — теперь здесь проводят концерты, объяснил Жан-Поль, — и высыпали из машины. Высадка в Окситании прошла успешно, и мы — под перекрестным огнем взглядов собравшейся у входа толпы — ворвались в зал. Нас встретили звуки джаза.

Концерт начался.

…слегка оглушенный после двух часов музыки, я пожал ладонь мэру Аспера, невысокому крепышу с руками-окороками и татуировкой на половину шеи — борода настоящего квебекуа, серьга в ухе, простецкие джинсы… он явно представлял собой сближение народа Франции с ее политическим классом, — и обменялся с ним несколькими фразами. Речь шла о культурных мероприятиях в городках с небольшим числом жителей. Я сказал, что, должно быть, собрать здесь людей непросто. Напротив, возразил он.

— Добрые французы любят истории, — сказал он.

Именно «истории». Я кивнул, глядя на его жену, спелую даму лет сорока, в короткой юбке, больше приличествующей какому-то рок-фестивалю. Без сомнения, ее наряд — как и внешний вид ее супруга — также способствовал сближению простого люда с выбранным им представителем. В Средние века роль такой юбки — или простецких джинсов — играл перстень или плюмаж. Что же. Раньше люди предпочитали престиж. Я коротко поделился этим с Жан-Полем, тот одобрительно хохотнул, после чего без всякого перехода схватил меня за плечи и повернул от мэра.

— А это Ева… твоя чтица… актриса… Владимир… твой автор, — представил он нас друг другу.

Поначалу я ничего не увидел.

Потом догадался поднять голову. Она оказалась выше меня как раз на эту самую голову. Я запечатлел ее взглядом, представляясь. Совершенно не в моем вкусе. Нескладная. Большая. Яркий рот. Намек на второй подбородок — существенный намек, я бы сказал. Белая полупрозрачная юбка чуть выше колена. Ноги-колонны. Не очень большая — для такой крупной фигуры — грудь. Сгоревшая кожа в треугольнике декольте: красная, какой бывает очень белая кожа, отразившая солнечный приступ. Вздернутые к вискам брови, сросшиеся на переносице. Она смотрела на меня внимательно, чуть склонив голову набок и сложив руки на животе… Венера Ботичелли… а может, и праматерь человеческая… и у меня возникло ощущение, что мы с ней — наедине в большом саду. Я улыбнулся.

— Mais bonjour, Vladimir [10] Ну, здравствуйте, Владимир ( фр. ). , — сказала она.

Жан-Поль объяснил, что нам с Евой необходимо встретиться несколько раз, потому что у нее есть ряд вопросов к моим текстам. В частности, произношение имен и фамилий. Это неважно, чертовски неважно, быстро возразил я, в Молдавии произношение имени зависит от языка, на котором оно произно… Тем не менее, возразил Жан-Поль. Удивительно, но говорил все время он, оказываясь то справа от нас, то слева. Складывалось впечатление, что он каким-то образом исчезает и появляется. Этому способствовали шум и толчея в зале — народ постепенно разбредался после концерта по фойе со стаканчиками с вином в руках.

— Немного красного, Владимир, — сказал Жан-Поль и исчез.

Мы молчали. Требовалось сказать что-то. Я застыл с раскрытым ртом. Прокашлялся. Глубоко вдохнул. Сглотнул. Снова откашлялся.

— Не хотели бы вы немного ви… — начал я.

— Ваше вино, друг мой, — сказал из-за плеча Жан-Поль, всовывая мне в руку стаканчик. — И твое, моя милая.

Ева, просто улыбнувшись, приняла вино так, как приняла бы причастие перед смертью Жанна д’Арк. Мы отпили, глядя друг на друга. Жан-Поль снова исчез, зато появился вихрь. Он пронесся по залу, кое-где потушив свечи, а потом вздернул юбку Евы. Она не испугалась и не стеснялась, просто опустила левую руку — правой все так же держа свое вино, — благодаря чему юбка не вздернулась выше пояса. Я увидел ноги. Крупные… слишком большие… мраморные… К каждой из них можно было бы пририсовать отдельное тело, после чего выпустить на поля рукописи о путешествиях Поло, там, где он повествует о людях с одной большой ногой. Да и голова ее смахивала чем-то на песью. Странная помесь древнеегипетской богини и никогда не существовавшего антропофага, Ева улыбнулась мне своими красными губами, и я вдруг понял, что она очень — невероятно — красива. И вспомнил, где видел ее раньше.