Надежда Нелидова - Скотный дворик [сборник]

В последнее время меня всё чаще спрашивают не: «Как твои дела?» — а «Как твоя собачка?». Нам идёт семнадцатый год. По собачьим меркам (она у нас немецкая овчарка) ей хорошо за семьдесят. Или уже за 80?

Выходя из дома, я стараюсь не стучать каблуками. Выхожу тихо-тихо на цыпочках, огибаю спящую собаку на приличном расстоянии, чтобы не разбудить. Хотя это излишние предосторожности. Порой, зовя ужинать, я кричу ей в ухо, щекочу загривок и крепко хлопаю по бедру. Кэрри во сне перебирает лапами, вздрагивает всем телом, но упорно меня не слышит. В старости у каждого находится слабое звено, у нашей собаки это — слух.

Пусть спит, она на заслуженном отдыхе. На пенсии. Могла бы выбрать место прохладнее, в тенёчке, где поддувает ветерок. Нет же, перегораживает собой калитку на солнцепёке, на самом проходе. Она свято помнит: калитка — это место, где могут проникнуть чужие. Долг превыше всего, даже во сне она несёт службу. Под мордой на дорожке расплывается большое влажное пятно от старушечьих слюней.

Когда я осторожно её перешагиваю, Кэрри вдруг просыпается. Поднимает тяжёлую голову, косит цыганистым глазом. Пытаясь скрыть смущение, зевает во всю пасть, демонстрируя прекрасно сохранившиеся зубы. Встаёт, делает реверанс по всем правилам старинного этикета: вытягивает струнками передние ножки, не подламывая их в коленях, совершает земной поклон, хвост грациозно оттопыривается кверху и вбок.

После соблюдения необходимого собачьего обряда хромает к миске. Зад у неё в последнее время сильно заваливается. Но она всю жизнь бегает немного боком, как бы по косой, по диагонали. Как волк, который обходит жертву, изготовившись к прыжку.

Мы её купили щенком из породистой семьи, а потом узнали, что она среди братьев-принцев с голубой кровью — выбраковка. И вот эта её странная диагональная пробежка с опущенной в землю мордой — следствие родовой травмы. «У неё папа не волк?» — опасливо спрашивают нас. Мы скромно пожимаем плечами: «А кто, мол, её знает».

Кэрри у нас собачья долгожительница (тьфу, тьфу, много-много раз стучим по дереву) не благодаря, а вопреки. Инструкции по условиям содержания мы НЕ выполняли, дрессировали НЕ так, кормили НЕ тем и вообще с самого начала поставили себя по отношению собаку совершенно неподобающим образом.

Кормим со стола. Нет, кастрюля с основной пищей всегда в холодильнике: каша из перловки (к прочей крупе она относится с подозрением), сырые куриные головы, овощи и овощные очистки, подсолнечное масло, витамины. Зимой сало.

И, в виде добавки, всегда: яичная скорлупа, остатки супа и прочие ополоски (профессиональные собачники от такого рациона придут в ужас).

Обожает сладкий крепкий чай и кофе. Сухой корм даём, только если некогда готовить или уезжаем. Костный остаток — ни боже мой. Ветеринар, узнав, в ужасе замахал руками: когда вскрывает собак, живших на костном остатке — у них не кишечник, а изъязвлённый мусоропровод.

Если Кэрьке послышится вкус сырой рыбы или хоть микроскопического кусочка гриба — миска останется нетронутой. Она шарахается от неё, опасливо обходит как бомбу, как ежа, как бритву обоюдоострую, как гремучую, в двадцать жал змею двухметроворостую.

Есть свои гурманские извращения: обожает молодую картофельную кожуру! Когда копаем картошку — только звонкий хруст на всё поле стоит, будто от разгрызаемых яблок. Унюхивает оставшийся в земле клубень, приходит в неистовство, бешено раскапывает, как поросёнок — трюфель. Ну что же, картофельная кожура — источник калия. Надеюсь, у неё крепкое сердце.

Однажды мы уезжали на сутки. Приехали ночью, покормили собаку и сразу легли спать. Но мешал какой-то нескончаемый звон, побрякивание во дворе.

Пошли проверить — Кэрри носом энергично катала пустое ведёрко для воды, раздражённо поддевала на нос, подбрасывала и всячески создавала шумы. Дескать, что за горе-хозяева мне попались: даже не заметили, что ведёрко с водой опрокинулось ещё утром?! А как она ещё могла сообщить, что жестоко страдает от жажды?! Как же она захлёбывалась, бедняжка, пила, пила, раздувалась на глазах как пузырь, так что пришлось давать передышку, отбирать воду…

Говорят, собака женского пола должна хотя бы один раз родить — для здоровья. Кэрри осталась вечной девственницей. Из приводимой к нам породистой немчуры никого к себе не подпустила, нервно, истерично, визгливо огрызалась. «Выбраковка», — мысленно разводили мы руками.

Однажды наша недотрога чуть не погибла. Настроившемуся на любовь, разгорячённому её прелестями громадному овчару надоели её бабские выкрутасы, типа «у меня голова болит» и «у меня эти дни». Дни по собачьему календарю были именно те, что надо. И тогда этот самец, эта откормленная фашистская сволочь рявкнула и сомкнула клыки на её шее. Хозяин едва разжал их палкой, а мы резко прекратили опыты по продолжению рода.