Ксения Букша - Открывается внутрь

– Молодец, молодец! – обнимает ее, поднимает пакет и несет на кухню разбирать. Заглядывает внутрь: – Ну, Регина, мы с тобой как всегда!.. Ты багет, и я багет! Ты апельсины, и я апельсины!

– И коричное печенье?

– Нет, печенье нет. Слушай, а они хоть тебе сказали, что это может быть? – внутри вдруг неприятно екает: а вдруг она врет, успокаивает его.

– Тайна жизни и смерти, – Регина из комнаты, стягивая платье через голову. – Медицинская загадка. Тянет на Нобелевку. Почему у Регины болит голова. Мир просто что-то сказать мне хочет, а я не хочу этого слышать, вот и болит.

Марков откупоривает вино и ждет ее, слагая в уме комплименты. Внезапно его осеняет: зажечь свечу! Поверхность жареного мяса сочно блестит, на зелени капельки, прозрачный бокал запотел, лед обжигает пальцы; Марков режет хлеб, корочка ломается под ножом, он достает масло, он ждет – где же Регина, что она все шуршит там в комнате, пойти, позвать ее!

Регина сидит на краешке дивана в красивом домашнем платье, накинув шаль на плечи, и смотрит в пустоту. Марков садится рядом, обнимает ее.

– Ну, ну. Ладно. Ладно.

– Там все эти женщины…

– Где?

– Да там, на Песочной, в НИИ онкологии… Тетки молодые совсем… и дети… – Регина всхлипывает ужасным, длинным всхлипом человека, который никогда не плачет. – За что вот: мне повезло, а им нет? За что? – пищит она, срываясь на шепот, прикусывая хвост своей длинной шали. – Почему твой сын умер, а я живу? Сеня, у меня нет детей, зачем мне жить. Сеня, я хочу сдохнуть, а у меня никакой опухоли, никакой аневризмы… я буду жить вечно и вечно мучиться…

За окном сгущается мрак. Но на небе светло по-прежнему. Сами ли небеса прозрачны, как стекло; а может, то город за горизонтом подсвечивает высокий, незримый рай своим страшным сиянием.

Поначалу свекровь волновалась сдержанно.

Бродила по детской, заглядывала в ящики, качала головой, глубоко вздыхала. Нерешительно замирала, будто хотела что-то спросить. Но молчала. Только тревожно таращила на Катю голубые глаза.

– Не волнуйтесь, Анна Филипповна, – успокаивала ее Катя.

Сама-то она нисколько не волновалась. У Кати все было под контролем. Контракт на роды, кокосовый матрасик, кондиционер, погремушки и схваткосчиталка в гаджете.

– Да как же не волноваться, – отвечала свекровь. – Первый внук-то. И поздний какой. Уж думала, и не дождусь.

Но как-то неубедительно у нее выходили эти слова. Свекровь волновалась редко. Сдержанная, скупая на эмоции, Анна Филипповна в свои семьдесят пять была кремень. А теперь Катя, глядя в ее пронзительные глаза, чуяла что-то странное, а что – не могла выразить.

Настал день и час родов. Катя и тут оказалась готовой абсолютно ко всему.

– Отличное раскрытие! – оживилась акушерка. – Молодчинка! Правда, для первых родов быстровато. Поскорее пройдемте в родилку.

Муж поспешил следом. Контракт не подвел: родилка не только сияла чистотой, но и радовала уютом. Впрочем, Катя легко смогла бы родить и в поле. Пару часов они просто развлекались: имбирный чай из термоса, шоколад, массаж, джаз и ароматические свечи. Даже в самых гламурных родах, однако, наступает момент, когда пословица «баба родит, смерти в лицо глядит» приобретает некоторый смысл. Дитя оказалось необыкновенно крупным и в какой-то момент чуть не застряло.

– Катя! – кричала врач. – Давай… нет!! Не-ет! Куда… Куда!.. А вот теперь – нет, вот теперь – давай!

Акушерка металась по родилке с инструментами и полотенцами, а муж чуть не забыл в нужный момент включить видео. Катя, однако, старалась изо всех сил, и все получилось как надо.

– Пять пятьдесят , – сказала акушерка, снимая мальчика с весов.

– Проверить ему сахар! – распорядилась врач.

– Это нормально, – подала голос Катя, – я тоже родилась больше пяти кило.

Муж стоял в столбняке, наблюдая, как космически-фиолетовый сын лезет вверх по Катиному животу. Все участники процесса выглядели счастливыми.

И в эту минуту раздался голос от дверей:

– Все кончено?

Акушерку, врача и мужа как громом поразило. В дверь заглядывала просидевшая все роды в коридоре Анна Филипповна. И сформулировала она именно так, никому не послышалось.

– Да что вы, Анна Филипповна, все только начинается! – нашлась Катя.

А акушерка добавила спроста:

– Типун вам на язык, бабушка!

Так и пошло.

В тот день свекровь осталась в роддоме и с тревогой наблюдала за тем, как Катя кормит Степу. Молока пока не было, Степа срыгивал багровой водицей – успел напиться околоплодных вод.