Мария Лабыч - Сука

Тишина. Я рефлекторно отпрянула и пригляделась. Свет дверного проема котельной пронзил мутную пелену и осветил дно зала. Внизу, прямо под трубами, на койках и наскоро сколоченных нарах лежали дети. Казалось, их четверо.

– Так, герой. Как поживаешь? – с порога бодро обратилась вошедшая к мальчишке лет двенадцати.

Он молчал, явно привыкнув и к вопросу, и к следовавшей за ним манипуляции. Женщина приподняла рваную простыню. На худом желтоватом теле ребенка была такая же точно повязка, какую я когда-то наложила своему товарищу. Когда-то, невыразимо давно… Ранение в левую подключичную область. С той разницей, что здесь задето легкое. Грудная клетка мальчика ходила тяжело, асимметрично. Без слов, не мигая, он смотрел на врача. Та проверила повязку, строго объявила:

– Мо-ло-дец!

Аккуратно накрыла ребенка рваниной и перешла к следующей кроватке. Что-то странное мелькнуло во взгляде, которым она вскользь коснулась пустой пятой койки, стоявшей особняком.

– А как тут наша девушка?

Девочка лет семи-восьми отвернулась к стене. Не глядя, выпростала ручку из-под комка простынь. Ампутация по локтевому суставу. Почти зажившая культя под бинтом.

– Ну, молодец. А глаз? Еще плачет?

Молчание. Спрятала руку.

– Дай гляну!

Девочка повернулась. На лице стал виден малиновый зарубцевавшийся ожог.

– Так видишь? Нет? – Женщина пошевелила пальцами со стороны шрама. – Ну, не все сразу, правда?

И снова скользкий взгляд в дальний угол. Обход продолжался.

– А здесь у нас… Вставай-ка, послушаю.

Этот маленький человек, обитатель ближайшей ко мне койки, ранен не был. Он был слаб, и собственный вдох чуть покачивал его вперед-назад. Врач осмотрела, потом помогла ему лечь, поддержав под затылок. Пощупала выпуклый живот под выступающими тонкими ребрами.

– Ну, ничего. Мы с тобой еще станцуем. Умеешь танцевать?

– Умею, – уверенно отозвался пацан.

– Так я и думала.

– Эй, дежурная! Маша? Подойдите, – крикнула женщина в сторону дверного проема.

Торопливо вошла сестра, не такая сияюще-белая, как доктор, с чуть испуганным внимательным взглядом.

– Стабилен? Когда доставили? – коротко осведомилась врач, тем временем уже переместившись к четвертой койке.

Ее обитатель был без сознания. Бинты его оплывали свежими цветными пятнами. На ручке койки на переломленном листе бумаги виднелась надпись: имя на «В» и год рождения этого века.

Сестра передала врачу стопку рукописных тетрадных листов, так похожих на мои, одновременно поясняя:

– Шок. Утро, четыре тридцать. Извлечен из-под завала. Проникающее осколочное грудной клетки, размозжение левого бедра. Синдром сдавления: везли свои, без шины. Интоксикация, травматический шок. Высокая кровопотеря…

– Хватит. – Доктор понизила голос. – Не здесь. Я подойду сейчас на пост. А вы начинайте готовить Колесникова.

– Когда?

– К двенадцати.

Девушка покосилась на койку «танцора».

Мальчик на них не глядел. Мне казалось, он смотрит сквозь окошко на меня. Точнее, взгляд карих глаз был неподвижен и летел в бесконечность где-то между моим виском и стволом автомата. Понизив голос, сестра отозвалась еле слышно. Скорее я угадала, чем услышала:

– А довезут?

Врач взглянула на девушку, и та спиной попятилась к двери, как от удара в лицо.

– Готовьте к двенадцати.

Тогда доктор подошла к самой дальней, пятой кровати, показавшейся мне необитаемой. Склонилась, твердо улыбаясь, и тут я разглядела, что ошиблась. В ворохе простыней лежало существо такое маленькое, что казалось игрушечным. Другие дети были желтоватого живого цвета, а этот был голубовато-серым, в цвет выстиранной простыни. Лицо наполовину было скрыто дыхательной сине-зеленой маской.

– Вот какие мы молодчины! – сказала доктор ребенку и с осторожностью приподняла маску. – Как, милая, дела?

Сквозь громкий сиплый свист, ничуть не похожий на дыхание, едва расслышалось:

– А где мама?

И на один малый миг улыбка изваянной женщины в белом дрогнула.

Когда меня схватили двое, оружия при мне не обнаружили. Его нашли в пяти шагах у окна котельной. После судить о моих намерениях труда не составляло.

– Детишек! Ну, сука, блядь, молись. Дай сюда ее «калаш»! С него и ляжешь, падла.

– Ша назад, – остановил второй. – Ребят спугаешь, вдруг им в окно видать. Тащи ее в кусты за гаражи.

Я продолжала давиться сухими всхлипами. Меня развернули за шиворот и пинками погнали сквозь серый сухостой в человеческий рост. Стебли били в лицо, в глазах рябило. То смыкалась мгла, то зажигались ослепительные звездчатые вспышки. Я спотыкалась, тогда меня несильно били ниже ребер. Скоро я задохнулась и рухнула на четвереньки.