Мария Лабыч - Сука

Но что действительно считаю важным.

Первое. Эти факты упоминали никак не связанные между собой люди. Я знал Бойко лично, их описание можно признать убедительным.

Второе. Умения, навыки и альтернативный подход Бойко к решению поставленной задачи лично меня порой поражали. Полагаю, какую-то часть из упомянутого списка она действительно способна была совершить в одиночку.

Третье. Эти рассказы поднимали моральный дух бойцов. Возможно, они спасли жизни многим из тех, кто уже не верил в спасение.

Предпринятые мной впоследствии поиски военнослужащей Бойко не дали результата. Дальнейшая ее судьба мне неизвестна. Мои запросы остаются без ответа. Отчеты следственной комиссии по выводу войск, архивы военной операции, простые списки раненых и погибших госпиталей и комитета Красного Креста не подлежат разглашению. Ответ на мой запрос в комитет Красного Креста был направлен по месту службы, но впоследствии в выдаче было отказано. Гриф «секретно» привязан ко всем документам, относящимся к событиям **.**.** В связи с этим прошу в порядке исключения разрешить мне доступ к материалам об участниках и жертвах прорыва из окружения **.**.** Это позволит избежать домыслов и мистификаций. Иначе не установить, что там произошло на самом деле.

А тогда пусть каждый получит по заслугам.

Одна. Вот уже несколько дней я не видела людей с расстояния ближе ста метров. Сепаратисты активно зачищали бывшую зону окружения. Сложности это не представляло: те немногие, что остались по эту сторону, были окончательно сломлены поражением и обстоятельствами вывода войск. Они жаждали одного: выжить. Единицы прорывались с оружием в руках. Большинство сдавались в плен без сопротивления.

Сознательно я не примкнула ни к одной отступающей группе, а после вовсе стала избегать людей. Среди мной встреченных курсировали упорные слухи о «прорыве», в этом и состояла проблема.

Суть толков была одна. Якобы перед самым выводом войск возникла заминка в окончательном согласовании условий. Наша объединенная колонна стояла тогда на последнем нейтральном блокпосту. С него подконтрольная нашим войскам зона просматривалась невооруженным глазом.

Соглашение так и не было достигнуто. Вместо того нашим командованием была дана команда заводить моторы.

– Вперед! На прорыв.

Приказ был выполнен. Головная машина пошла напролом сквозь заграждение блокпоста. Говорят, добралась невредимой среди двух-трех прочих. И все. Никто больше не пересек условной границы живым. Когда объединенная колонна всем составом вышла на открытый участок местности, танки и артиллерия противника открыли огонь. Они стояли в километре, в ближней лесополосе. Нам ответить было нечем. Орудия были зачехлены, боекомплект уложен для перевозки.

Все это значило одно. Колонну расстреляли, как в тире, из-за несоблюдения условий нашей стороной. В этом случае результат был предсказуем.

Как бы то ни было, за мной долг. И я останусь на территории, пока не закончу.

Местность незнакомая, карт и планов раздобыть не удалось. Я петляла, стараясь не выбредать за установленные ясными ориентирами несколько десятков километров. Мое движение могло показаться путаным и хаотичным. На самом деле я стремилась не выйти случайно за территорию противника. Тогда возврат мог стать затруднительным или вовсе невозможным.

План рисовался грубо, предполагая максимальный вред врагу при максимальной же вероятной эффективности. Несколько раз я натыкалась на блокпосты, однажды набрела на полноценный ДОТ и все яснее понимала: в одиночку с моим ресурсом значительных потерь живой силе не нанести, разве что везение. Реальной целью представлялась материальная часть противника.

День необратимо удлинялся. В нем становилось проще искать и столь же просто быть обнаруженной.

Одной из границ моего присутствия было русло небольшой реки в овраге, поросшем ивняком. Я не раз возвращалась к уже знакомому берегу, чтоб отдохнуть в безопасности и отсюда начать новую петлю поисков. Оттого и стала считать это место «своим». Здесь всегда было тихо. Запах прели, и сырость, и беззвучный ток ледяной воды напоминали мне далекую старинную мельницу на безымянном ручье.

Как-то после нелегкого пробега я спустилась к самой воде: необоримо захотелось проточным холодом смыть потную горечь с лица. Едва склонилась и сразу получила тяжелый удар в голову. В глазах помутилось. Меня качнуло вперед, с трудом я осмыслила тяжкий всплеск воды чуть справа. Это был крупный камень. Зеленея, он быстро уходил под воду. Боль и дурноту, вскипев, утопила ярость: «Кто?!»