Лора Барнетт - Три версии нас

Карл — человек очень умный и тонкий; печаль, которую Ева почувствовала в нем при первой встрече, отступила под воздействием времени и появившейся в его жизни новой любви. Ева не может удержаться от сравнения Карла с Джимом: безмятежность и уверенность одного и вечное смятение другого. Когда-то эта черта характера Джима ей нравилась, как нравилось в нем все. Казалось, это непреходящее беспокойство является естественным продолжением его потребности творить, придавая окружающему миру понятную форму. Возможно, так оно и было: и сложись все иначе, это чувство побудило бы Джима стать большим художником — что произошло с его отцом.

Ева не радовалась, что, уйдя от нее к Белле, Джим не нашел искомого — нового стимула к творчеству, любви или жизни. Ее гнев давно отступил. Джим был и навсегда останется частью ее мира. Размышляя об этом, Ева вспоминает песню Пола Саймона, которую в начале восьмидесятых могла слушать бесконечно: «Два тела, сплетенные в одно, уже не разделишь обратно».

Ева по-прежнему верит в правдивость этих строк, хотя теперь они с Джимом не более чем бывшие любовники, родители и бабушка с дедушкой: миновав бурные воды, они причалили в тихой гавани старости. Юноша, который остановился тогда в Кембридже на дороге, чтобы помочь ей, превратился в исхудавшего, бледного человека, почти старика. А та девушка скрыта теперь под седеющими волосами и увядающей кожей, под всем тем, что неумолимо несет с собой время.

Когда Ева выходит в сад покурить (ее неспособность побороть эту привычку — один из немногих поводов для разногласий между ней и Карлом), Джим находит ее там.

— Не бросила?

Ева качает головой и протягивает Джиму пачку.

— Ты, насколько я знаю, тоже.

— Должны же быть у человека какие-то пороки.

Джим берет сигарету, прикуривает от протянутой зажигалки.

— Но ограничиваю себя пятью в день.

— Я думала, речь об овощах.

Джим улыбается. Улыбка та же, хотя при ее появлении в уголках губ появляются многочисленные морщины, как, впрочем, и у нее. Сколько раз они вот так стояли рядом, курили, разговаривали, строили планы? Не упомнить. Не сосчитать.

— И это тоже. Стараюсь как могу.

На какое-то время разговор прерывается, Джим и Ева смотрят на пожухшую от холода траву и голые деревья. Над головой у них собираются облака: не успел дневной свет вступить в свои права, как вновь наступает вечерняя тьма.

— Все не так без Антона, — произносит Джим. — Он был такой энергичный. Так любил жизнь. Помнишь его тридцатилетие? Когда он сделал тот отвратительный пунш, и все сильно обкурились.

Ева закрывает глаза. Перед ними встает старый дом в Кенсингтоне: белая мебель, сад, окруженный живой изгородью, гирлянды лампочек на деревьях. С той ясностью, которая приходит с годами, Ева видит, как многое начало рушиться уже тогда; она помнит, как Джим обнимал ее в танце и как сильно ей хотелось, чтобы все наладилось. И на какое-то время ведь так и произошло.

— Конечно, помню. Господи, тридцать лет казались таким серьезным возрастом. Знали бы мы…

— Ева…

Она открывает глаза и видит: Джим смотрит на нее в упор. Ева сглатывает ком, образовавшийся в горле.

— Нет, Джим. Пожалуйста. Не сейчас.

Он моргает.

— Нет, я не… я не хочу просить о прощении. Не сегодня. И вообще. Я знаю, что ты счастлива с Карлом. Он хороший человек.

— Это правда.

Ева делает глубокую затяжку. Джим неловко переминается с ноги на ногу. Она чувствует, как в ней поселяется страх.

— Джим, в чем дело?

Он выпускает кольцо дыма.

— Я не стану тебе ничего говорить сегодня. Не в день похорон Антона. Давай встретимся. Может быть, на следующей неделе? Поговорим.

Ева докуривает сигарету и втаптывает окурок в землю.

— Похоже, дело серьезное.

Он вновь смотрит на нее, на этот раз не отводя взгляда.

— Да, Ева. Но сегодня мы это обсуждать не будем. Приходи ко мне. Пожалуйста.

Страх разрастается, постепенно охватывая ее целиком. Джим может больше ничего не говорить. Она встретится с ним. Узнает, что сказали врачи, и сколько времени ему осталось. Поможет ему спланировать остаток жизни и утешит, если сможет. Два тела, сплетенные в одно. Девушка возле сломанного велосипеда. Юноша, с которым она вполне могла не встретиться — проехать мимо, не остановиться и прожить совсем другую жизнь, без него.

— Конечно, я приду, — говорит Ева.

— Пойдем покурим? — спрашивает Тоби. — По-моему, у нас есть время.