Малькольм Лаури - У подножия вулкана. Рассказы. Лесная тропа к роднику

Хью, сидевший рядом с консулом, достал сигарету, щелкнул по ней ногтем, взглянул на пустую пачку и сунул сигарету в рот. Поставив ноги на спинку передней скамьи, он слегка наклонился, уперся локтями в колени, хмуро поглядел на арену. Потом он снова сделал движение, чиркнул спичкой о ноготь с таким треском, будто выпалил из крошечного пугача, прикурил, сложив лодочкой красивые руки и слегка опустив голову… Сегодня утром, в саду, Хью шел к ней, весь залитый солнцем. Шел твердым, упругим шагом, сдвинув на затылок широкополую шляпу, а у пояса пистолет в кобуре и патронташ, узкие брюки заправлены в изящные, щегольские башмаки, и у нее тогда, всего лишь на миг, мелькнула мысль, что он — право же! — вылитый Билл Ходсон, прославленный киноактер, вместе с которым она снималась пятнадцатилетней девочкой в трех фильмах. Ах, черт, до чего же это было нелепо! Нелепо и восхитительно! « Гавайские острова подарили нам эту девушку, истинное дитя природы, она любит плавать, играть в гольф, танцевать и бесподобно ездит верхом! Кроме того, она …» Сегодня утром Хью даже не похвалил ее верховое искусство, зато доставил тайное удовольствие, растолковывая, что лошадь ее — вот чудо — не хочет пить. Какие же глубины остаются для нас сокрытыми друг в друге, и, быть может, навеки… Она никогда слова не сказала ему, что была киноактрисой, даже в тот день, в Робинсоне… Но как жаль, что Хью слишком молод и не мог взять у нее интервью, пускай не в самом начале, пускай в то ужасное время после колледжа, куда определил ее дядюшка Макинтайр, после ее первого замужества и смерти ребенка, когда она вернулась в Голливуд. « Ивонна Свирепая! Берегитесь, обольстительницы в набедренных повязках. Ивонна Констебл , „ Неукротимая девушка “, вернулась в Голливуд! Да, Ивонна вернулась с твердым намерением покорить Голливуд вторично. Но теперь ей двадцать четыре года, и та девушка превратилась в хладнокровную, пленительную женщину, ее украшают бриллианты, и белые орхидеи, и горностаи , — теперь женщина эта познала любовь и страдания, целую жизнь прожила она за эти быстротечные годы, с тех пор как покинула Голливуд. Недавно я посетил ее дом на океанском побережье, видел эту позлащенную солнцем Венеру, когда она выходила из пены морской. Мы совершили с нею чудесную прогулку, и она смотрела на водную гладь мечтательными темными глазами, а ее густые темные волосы развевали ветры Тихого океана. И так трудно было поверить, видя эту сегодняшнюю Ивонну Констебл, что предо мною кинозвезда минувших лет, замечательная наездница, но у нее и доныне потрясающая фигура, она и сейчас не имеет себе равных, полна неиссякаемых сил! Шалунья из Гонолулу, которая в двенадцать лет была воинственной и бедовой, как мальчишка, неистово любила бейсбол и слушалась только своего дорогого папочку, называя его „Мой Босс“, в четырнадцать лет, еще ребенком, стала актрисой, а в пятнадцать была достойной партнершей самому Биллу Ходсону. Уже тогда она вся кипела энергией. Необычайно рослая для своих лет, она с детства приобрела ловкость и силу в борьбе с яростными волнами у гавайских берегов. Да, трудно теперь поверить, что Ивонна бросалась в пламя, не раз висела над пропастью, спускалась верхом в ущелья по головокружительной крутизне и до сих пор великолепно играет в бейсбол. Теперь Ивонна вспоминает с веселым смехом ту перепуганную, но полную решимости девчонку, которая некогда уверяла, будто хорошо умеет ездить верхом, а когда начались натурные съемки, не знала даже, с какого боку садятся на лошадь! Но уже через год она могла не моргнув глазом вскочить в седло на всем скаку. „И тогда, — вспоминает она с улыбкой , — меня вызволил из Голливуда, хоть я и не хотела этого, мой дядя Макинтайр, после смерти отца он свалился как снег на голову и увез меня в Гонолулу!“ Но после того, как умер „Мой Босс“, горячо любимый отец, и утрата была еще так свежа, „Неукротимой девушке “, которая в восемнадцать лет становилась „ Неотразимой“, тяжко жилось там, без любви и ласки. „Дядя Макинтайр, — рассказывает Ивонна , — и в тропиках строжайше придерживался своих привычек. Ах, этот непременный суп с бараниной, овсяная каша, горячий чай!“ Но долг свой дядя Макинтайр выполнил, он пригласил для Ивонны домашнего учителя, а потом определил ее в Гавайский университет. „И тогда , — говорит Ивонна, — быть может, потому, что слово „ звезда “ обрело в моем представлении некую волнующую таинственность “, — тогда она начала посещать лекции по астрономии! Стремясь забыть свою боль и душевную пустоту, она заставила себя увлечься занятиями, одно время она мечтала даже стать „мадам Кюри“ в астрономии! Но прошло немного времени, и она повстречала там ветреного миллионера Клиффа Райта. Он вошел в ее жизнь, когда она утратила интерес к учению, тяготилась строгой опекой дяди Макинтайра, страдала от одиночества, жаждала любви и дружеского участия. А Клифф был молод, жизнерадостен , он заканчивал университет с блеском, не сомневаясь , что получит почетный диплом. Легко представить себе , как там, на Гавайях , при лунном свете, признался он ей в любви, предложил руку и сердце, убедил бросить университет ». («Ради бога, ни слова больше про этого Клиффа, — писал ей консул в одном из редких своих писем вскоре после их знакомства. — Он стоит у меня перед глазами, и я уже ненавижу этого мерзавца: он не видит дальше своего носа, циничен, шесть футов росту, весь костистый, и шерстистый, и напыщенный, у него вкрадчивый голос и страсть к суесловию». Надо признать, что консул был не так уж далек от истины, — бедняга Клифф! — но теперь не хочется так о нем думать и лучше не вспоминать ту самолюбивую девчонку, чья гордость страдала от его измен… «Он деловит, бездарен и ограничен, силен и умственно недоразвит, подобно многим американцам; способен в драке ударить стулом по голове, тщеславен и в свои тридцать лет глуп, как десятилетний мальчишка, ласки его омерзительны, как дизентерия…») Замужество Ивонны вызвало «неблагоприятные отклики» в прессе, а после неизбежного развода всякое ее слово истолковывалось превратно , и, когда она решила ни слова больше не говорить, молчание ее было ложно понято. И не только пресса поняла ее ложно. «Дядя Макинтайр , — говорит она с горечью , — без колебаний отвернулся от меня». (Бедный дядя Макинтайр. Это было невероятно и даже смешно — когда ты рассказывала про него друзьям, просто невозможно было удержаться от смеха. Это отродье Констеблов позорит нацию своей матери! Так пускай идет по стопам всех Констеблов! Бог знает, сколько их, подобно ей и ее папаше, по глупости или простодушию, докатились до такой дурацкой трагедии или трагикомедии. Они гниют заживо в сумасшедших домах Огайо или дрыхнут в своих захламленных гостиных на Лонг-Айленде, где куры бродят среди фамильного серебра и треснутых чайников, в которых припрятаны, как потом оказывается, бриллиантовые ожерелья. Констеблы — это ошибка природы, они обречены на вымирание. Безусловно, природа должна их истребить, как нечто бесполезное, неспособное к самостоятельному развитию. Если и был в них какой-то таинственный смысл, теперь он безвозвратно утерян.) «И вот Ивонна покинула Гавайи, высоко держа голову, с улыбкой на губах, но боль и душевная пустота стали еще горше. Теперь она опять в Голливуде, и друзья , от которых у нее нет тайн, утверждают, что в жизни ее нет более места для любви, поглощена только работой. И в студии утверждают , что недавние пробные съемки сулят подлинную сенсацию. „Неукротимая девушка “ стала величайшей драматической актрисой Голливуда! Итак, Ивонна Констебл в двадцать четыре года вторично готовится стать кинозвездой».