Там снова началась борьба: за сколачивание коллектива, за выполнение учебной программы… На осенней инспекторской проверке наша часть показала неважные результаты. Не добились мы приличных показателей и на следующий год. И только в 1955 году часть получила оценку «удовлетворительно». А сколько усилий нужно было приложить, сколько поту пришлось пролить для того, чтобы получить эту оценку!
Люди моего поколения приобретали знания и опыт в ходе работы, учились на собственном горьком опыте. Среди нас попадались и такие, кто не выдерживал и сходил с пути, а на их место приходили другие. Из небольшого ядра росла и постепенно крепла венгерская Народная армия. Потом внезапно грянула буря… Контрреволюционный мятеж 1956 года нанес удар по нашим рядам. Я в то время находился на учебе, но пятого ноября уже прибыл в часть. Задачи тогда перед нами стояли ответственные…
Новые задачи и сейчас стоят перед армией: нам необходимы грамотные младшие командиры. Созданы краткосрочные курсы по их подготовке; за очень короткое время нужно научить слушателей очень многому. Мы стремились к тому, чтобы сделать учебный процесс более эффективным…
Я пережил много трудных лет, но они не сломили меня. Мои старания не остались незамеченными: меня продвигали по службе, отмечали правительственными наградами, но самым главным для меня было сознание того, что и я внес посильный вклад в дело укрепления армии. В сентябре 1965 года товарищ Кором от имени руководства партии назвал нас, ветеранов армии, закваской венгерской Народной армии. Нам, «старичкам», это выражение особенно пришлось по душе.
Что вам еще рассказать? Работаем, все время за что-то боремся… Такая уж у меня жизнь: все время в борьбе.
Все это рассказал мне полковник Имре Хомоки. В подробности он не вдавался, говорил кратко, передавая, как он выразился, только «суть»…
Жаль, что у вас нет магнитофона. Очень жаль. То, что я вам сейчас расскажу, хорошо бы записать на магнитную ленту. Почему, спросите вы. Да только потому, что такое не часто случается… Знаете, я всегда был боевым парнем. Но ведь кое-кто спросит: человек таким родится или только позже таким становится? В армейских условиях в одном подразделении собираются совершенно различные люди, и командир должен уметь с ними обращаться. Парням, воспитывавшимся в детских домах, как правило, в новой обстановке все кажется чужим, и они сами остаются чужими для остальных. Большинство детей, которые воспитывались не в семейных условиях, какие-то «дикие»: они всегда со всеми спорят. Не всякий командир справится с таким парнем, который порой может вывести из себя даже самого уравновешенного человека. Но «дикаря» это нисколько не смущает. Постепенно он приходит к мнению, что на этом свете он должен надеяться только на самого себя. Парень замыкается в себе и становится недоверчивым по отношению к окружающим его людям.
Когда такой человек попадает в новую обстановку, он долго не может найти себе места.
В последний призыв прибыл и к нам в роту парень, воспитывавшийся в детдоме. Помню, был такой случай. Отделения отрабатывали бег в противогазах. Командир скомандовал:
«Отделение! Газы!»
Все солдаты сразу же надели противогазы. Сделал это и новичок, но только на минуту. Пробежав несколько метров, он не только противогаз сорвал с себя, но и обмундирование начал сбрасывать и швырять на землю. Закричал он, начал ругаться. Разумеется, такое поведение новичка возмутило всех. Никто, однако, не мог понять, почему он так сделал. И только я один знал, что от бывшего детдомовца можно ожидать и не такого. Ему что ни прикажи, он будет сопротивляться.
Повели парня к замполиту. По дороге он успокоился и даже пообещал, что впредь будет выполнять все команды. Но когда снова пришлось надеть противогаз, парень опять запаниковал, бросился на землю, стащил с лица маску.
Много пришлось с ним повозиться, пока он не привык к солдатской жизни.
На теле у детдомовцев, как правило, можно найти следы татуировки. Я тоже был в детдоме, но никаких наколок на теле не делал, за что мои товарищи по детдому очень сердились на меня. Я отвечал им, что не хочу, чтобы у меня на теле были отметины, которые говорят о том, что я воспитывался в детдоме, а не в семье.
Конечно, я знаю, что для нашего общества я вовсе не потерянный человек. Когда так получилось, что родная мать не смогла воспитывать меня, я попал в детдом. И хоть там было совсем неплохо, мне немало пришлось поплакать от обиды и стыда. Стоило кому-нибудь приласкать меня, погладить по голове, как я сразу же начинал плакать.
Читать дальше