Имре Уйвари - Особенный год

Весной 1946 года Ходошана перевели в пограничные войска, а меня вместе с личным составом роты — в Фехерварчурго. Жилось нам тогда нелегко: бывали перебои с мясом, рыбой. С продсклада нам чаще всего отпускали фасоль, и часть ее мы меняли на картофель. Свое более чем скромное меню мы обогащали довольно оригинальным способом: по воскресеньям организовывали танцевальные вечера, на которые приглашали сельскую молодежь, а входной платой на такой вечер для сельских парней и девушек служило одно куриное яйцо.

В те времена иногда случались в армии такие ЧП. Выставят часового на пост, а когда через два часа придут его менять, то на месте, где он должен был стоять, находят винтовку, воткнутую штыком в землю, с запиской: «Я достаточно поголодал, пусть теперь другие послужат!» Правда, из нашей роты ни один человек не убежал. Видимо, сказалось то, что рота была укомплектована проверенными добровольцами. Солдаты были дружными, охотно помогали друг другу. Нужно было видеть, как честно и справедливо делили они паек. Если мы получали со склада две-три пары солдатских ботинок или две три пары обмундирования, то распределяли их только по жребию.

Осенью 1946 года меня перевели в город Печь, где я попал в батальон Лайоша Морица. Как сейчас помню, в батальон прислали единственную пару сапог. Комбат сразу же заявил:

— Будем тянуть жребий.

Счастье улыбнулось мне, и я получил сапоги…

В 1946 году я вступил в партию венгерских коммунистов. В то время и в армии шла острая партийная борьба. Тогда в стране существовало много различных партий, каждая из которых старалась оказывать влияние на армию. Агитационная работа шла вовсю, особенно в период избирательной кампании 1947 года. Командир нашей роты был членом партии мелких сельских хозяев, командир взвода, где я числился, — партии социал-демократов, а я, старшина, — коммунистов. Командир роты созывал солдат для агитации к себе в канцелярию, я приглашал солдат, которые симпатизировали коммунистам, на склад и там раздавал им листовки, которые я получал у товарища Чеми. Когда рота уходила на полевые занятия, я каждому солдату клал под одеяло коммунистические листовки…

Помню один интересный эпизод. Однажды я увидел, что командир роты принес в канцелярию целую пачку листовок, напечатанных в типографии партии мелких сельских хозяев. В голову мне пришла мысль завладеть этими листовками, но для этого нужно было избавиться от свидетелей. Как только командир роты куда-то вышел, я отправил писаря, сидевшего в канцелярии, в штаб полка со списком личного состава, а дежурного по роте за чем-то отослал на КПП. Забрав все листовки, я спрятал их у себя на складе, чтобы их никто не мог найти. Коммунисты и симпатизирующие им, как могли, мешали деятельности правых партий и всячески старались помогать левым партиям. Например, в день, когда должно было состояться собрание коммунистов, я никогда никого из них в наряд не назначал, но, зная, когда намечалось собрание членов другой партии, я старался назначать в наряд как можно больше солдат — членов той партии.

Миновали те тяжелые времена, и казалось, сразу же станет легче. Но не тут-то было! Осенью 1947 года меня направили учиться в академию имени Кошута. Отобрали нескольких человек, в их число попал и я, и сказали нам:

— Учитесь! Настало время и вас назначать на командные должности.

И мы учились, хотя, откровенно говоря, учеба давалась нам нелегко. После окончания академии мне присвоили звание «младший лейтенант». Несколько месяцев я служил в части, затем меня отозвали работать в академию, а потом послали в Советский Союз учиться дальше. Вернувшись с учебы, я стал командиром части. Работать было очень трудно. Большую часть года жить приходилось в палаточных лагерях. Не хватало различных строительных материалов. Ни я, ни подчиненные мне офицеры не имели опыта командной работы. Но как мы старались! Наводили порядок в частях и подразделениях. Было время, когда приходилось применять самые строгие меры к нарушителям.

Проверка, проходившая в 1951 году, показала, что мы еще не выполнили задач, которые перед нами стояли. Зато через год мы уже получили на инспекторской проверке отметку «удовлетворительно», а в 1953 году наша часть получила звание отличной. Осенью того года меня вызвал к себе подполковник Салваи. Я доложил ему о прибытии, а он обнял меня за плечи и сказал:

— Ну-ка подойди, сынок, поближе, поговорим немного…

Он сообщил мне, что меня переводят в другое место.