Франсис Бебей - Ашантийская куколка

Прилавок бабушки Мам ничем не отличался от большинства других. Сбитый из трех широких досок стол, положенный на крепкие узловатые ножки, служил одновременно и прилавком, и витриной. Сверху все это прикрывал небольшой навес из рифленого кровельного железа, которое проржавело от времени, но стойко выдерживало напор гнувших его ветров‚ с боков к навесу были прилажены где пластиковые щиты, где куски от мешков из-под муки, тоже в меру своих сил сопротивлявшиеся непогоде. Оставалось загадкой, каким образом в сезон дождей, при таком ненадежном хранении, не подмокали товары. Впрочем, Мам, Эдна и их соседки-владелицы столь же хрупких сооружений — редко жаловались на погоду, разве что когда действительно лило как из ведра. Но в конце этого года сильных дождей не было; так что послеполуденное тепло само располагало к веселью и смеху, и благоухающая радость лета веяла над всей рыночной площадью.

День медленно клонился к вечеру. За шутками и смехом время летело быстро. Некоторые торговки уже засуетились, приступив если еще не к подсчету дневной выручки, то к приведению в порядок своего товара. Другие, наоборот, не спеша готовились к вечерней торговле, рассчитывая перевалить через шесть часов и отхватить хотя бы часть вечера, когда с наступлением сумерек рынок в своем упорном стремлении продлить существование приобретал какой-то загадочный вид.

— Пора собираться домой, Мам, — сказала Эдна.

— Ты что, устала? Посмотри, еще совсем светло, а ты уже домой собралась.

— Ты всегда так говоришь, Мам, а нет чтобы вспомнить, что мы живем далеко отсюда. Пока еще дождемся автобуса, как раз и будет время.

— Ах, молодежь, молодежь, и откуда вы такие? В наше время мы повсюду ходили пешком, а нынешние…

— Неужели вы так уж повсюду и ходили пешком?

— Конечно… А как же иначе? Не думаешь ли ты, что мы родились с автомобилем вместо ног?

— Знаешь, Мам, не хотела бы я родиться до появления автомобиля.

— Да ты и не родилась в ту пору, это сразу видно. Ты даже домой пешком дойти не можешь. Даже домой…

— Пешком? А сама-то ты смогла бы, после такого утомительного дня, всю дорогу идти пешком?

— Я так и делала, девочка моя, именно так! Ты еще не родилась…

— А ты уже ходила на рынок?

— А я уже ходила на… Эй, Эдна, смотри, кто к нам идет! Да неужто он?

Это действительно был он, тот самый покупатель.

Он шел, многозначительно улыбаясь. Эдна, не зная как себя вести, дважды провела тыльной стороной ладони по лбу и решительно начала убирать с прилавка товар. А мужчина продолжал улыбаться, явно забавляясь смущением обеих женщин: бабушки и внучки. Те, кому есть в чем себя упрекнуть, всегда смущаются при виде улыбки того, кто предстал пред ними в роли судьи. В сущности, улыбкой мы награждаем хорошо воспитанного ребенка или оказавшего нам любезность взрослого, но для врага нет хуже такого подарка. Ибо в подобных случаях это скорее усмешка, независимая и надменная, над человеческой мелочностью, даже если она внешне наивно беспечна. Улыбка может ударить больней, чем пощечина, отпущенная с размаху. Она способна в мгновение ока выразить больше презрения, нежели любое слово, пусть даже написанное самыми крупными буквами. А иной раз она просто свидетельство того, что обида прошла, что жизнь по-прежнему прекрасна и что лучше забыть причиненные вам неприятности. Улыбка просто улыбкой никогда не бывает. Она всегда что-нибудь да говорит, если даже человек предпочитает молчать. Она бывает такой же неуместной, как голубое небо во время дождя, и такой же горькой, как муки рожающей в лесу слонихи. Она бывает лучезарной, как солнце, и мимолетной, как счастье. Впрочем, пойди-ка разберись во всем этом!

Эдна наклонилась взять корзинку, которую только что принесла из так называемого чуланчика позади лавочки. Мужчина продолжал улыбаться, словно догадываясь, что девушка не желает вступать с ним в разговор. И действительно, первой осмелилась нарушить молчание бабушка. В качестве старейшей торговки на рынке она рассудила так: покупатель всегда остается покупателем, даже если он вернется к вам с жалобой или претензией.

— Что ты хочешь купить? — спросила бабушка.

— Гребень‚ — ответил мужчина не без лукавства.

— Гребень? — переспросили одновременно обе женщины. Вот тебе и на! Если бы покупатель вернулся с претензией, кстати сказать вполне обоснованной, все было бы понятно, тут уж ничего не попишешь. Но вернуться, чтобы снова нарваться на обман, — вот этого-то они ни как не могли взять в толк.