Антония Байетт - Обладать [litres]

— Пренеприятный тип, — отозвался Мортимер Собрайл. — Общество любителей поэзии города Скенектади принесло в дар этой церкви чернильницу, которой Падуб пользовался во время поездки по Америке. А заодно и несколько экземпляров книг, надписанных для американских почитателей, с вклеенной фотографией автора. Дали и стеклянную витрину для этих реликвий. Что же сделал Дракс? Поместил витрину в самый темный угол церкви, набросил на неё кусок пыльного сукна — и никаких надписей, никакой информации. Случайный человек и внимания не обратит.

— Случайному человеку в эту церковь всё равно не попасть, — заметил Гильдебранд Падуб.

— Что верно, то верно. Особенно Дракс злится, когда исследователи или просто любители творчества Падуба просят открыть церковь, чтобы почтить память поэта. Его главный аргумент — он не раз упоминал это в письмах ко мне: церковь — дом Божий, а не личная усыпальница Рандольфа Генри Падуба. Хотя не понимаю , отчего ей не быть и тем и другим.

— А вы не пробовали перекупить эти вещицы?

— Пробовал, бесполезно. Я даже пытался попросить их во временное пользование, также за очень приличную сумму. Книги с надписями американским читателям уже имеются в Стэнтовском собрании, но чернильница — вещь уникальная. А он отвечает, мол, к сожалению, условия договора дарения не предусматривают передачи дара другим лицам. В пересмотре же условий он совершенно не заинтересован. Редкостный брюзга и зануда.

— А может, заодно умыкнуть и чернильницу с книжками? — сказал Гильдебранд и визгливо рассмеялся.

Мортимер Собрайл нахмурился.

— Я не банальный вор, — молвил он сурово. — Меня волнует ящик, о содержимом которого можно лишь догадываться. Страшно подумать, что пока мы будем хлопотать о разрешении вскрыть могилу, чтоб извлечь бумаги на свет божий, они попросту сгниют в земле. И мы никогда не узнаем ценность…

— Вы хотите сказать, цену?

— С ценой всё просто. Цена зависит от меня.

— А значит, будет немалой… — произнес Гильдебранд полуутвердительно-полувопросительно.

— Безусловно. Даже если в ящичке ничего нет. Отрицательный результат тоже результат, душа будет спокойна. Однако чутьё мне подсказывает: там что-то есть.

Собрайл и Падуб ещё пару раз обошли церковное кладбище: тихое, английское, отовсюду капает за ворот. Захоронения сделаны в основном в XIX веке, однако встречаются более ранние и более поздние могилы. Рандольф и Эллен упокоены на краю погоста, под сенью небольшого зелёного бугра, на котором растут древний кедр и ещё более древний тис, растут и заслоняют этот тихий уголок от глаз людей, следующих по тропинке к дверям церкви. За могилой — невысокая кладбищенская ограда, за оградой — чистое поле с низко скошенной травой. Несколько сонных овец… Да ручеёк, делящий пополам этот нехитрый пейзаж… Кто-то уже поработал лопатой у ограды и аккуратно сложил нарезанные зеленые куски дерна. Гильдебранд насчитал тринадцать штук.

— Один для головы, два ряда для туловища… Я тоже умею так снимать дёрн. Научился на своей лужайке, люблю за ней ухаживать. Как думаете, нам потом… привести могилу в порядок, чтобы никто ничего не заподозрил?

Подумав, Собрайл ответил:

— Стоит попытаться. Аккуратно положим дёрн на прежнее место, присыплем листвой или чем там ещё. Авось трава успеет прирасти, пока кто-нибудь глазастый не заметит. Да, так и сделаем.

— А может, запутать следы? Подкинем пару ложных улик, чтобы думали, будто могилу вскрыли сатанисты. Справляли, мол, свою чёрную мессу… — Гильдебранд даже фыркнул от удовольствия и опять рассмеялся тонко и визгливо. Собрайл посмотрел на толстое, розовое лицо компаньона и ощутил приступ брезгливости. Поскорей бы избавиться от общества этого примитивного субъекта, но, увы, придётся ещё потерпеть.

— Нет, лучше, чтобы никто ничего не заметил. Любой другой вариант — не в нашу пользу. Если обнаружится, что могила потревожена, могут вспомнить о нашем наезде. Сопоставят. При таком раскладе придётся разыграть святую невинность. Ведь даже если мы заберём ящичек, никто не сумеет доказать , что он там был. Пускай вскрывают могилу, проверяют. Но этого не случится. Дракс не допустит. Однако ещё раз повторяю: наш девиз — незаметность.

На пути к кладбищенским воротам Собрайл и Падуб миновали двух других посетителей, мужчину и женщину, одетых в зелёные стёганые куртки и резиновые сапоги, для защиты от всепроникающего дождя; как это свойственно англичанам, они почти сливались с окружающим ландшафтом. Пара, по-видимому молодожёны, внимательно разглядывала скульптурные изваяния смеющихся херувимов и ангелов-младенцев на двух высоких покосившихся плитах. Пухленькие ножки маленьких небожителей опирались на подножие из черепов. «Доброе утро», — произнёс Гильдебранд особым тоном сельского аристократа. «Доброе утро», — точно так же отозвалась пара. Никто ни на кого даже не взглянул. Что было весьма по-английски.