Элленсон обычно подремывал в углу дивана; пробуждался он только когда в телевизоре происходило что-нибудь сверхважное: забивался гол или не забивался пенальти. Тогда он дико выкрикивал: «Всыпать им, мерзавцам!» — после чего возвращался в знакомые долины сна. Кто были эти загадочные «мерзавцы», для всех оставалось тайной.
Мадам Беркутова остервенело болела за чехов и против русских. Мало того, она добивалась, чтобы все остальные тоже болели за чехов.
Когда маленький ребенок выказывает некий особенный каприз, вся семья ему в это потакает. Мадам Беркутова, нелегкое чадо писательской фамилии, в подобном потакании остро нуждалась. Старинный дом наполнился писательскими воплями.
Пришла откуда-то сверху Лана Фройнд, ненавидевшая футбол и все с ним связанное, ровно полторы минуты смотрела на экран, гадливо поморщилась и спросила:
— Ну, и что вы тут все делаете?
— Болеем за чехов, — проснулся Элленсон. — Коллективно.
— Коллективно, да? Ну-ну, болейте.
И она удалилась в просторы своего очередного романа.
Что же до Свидерского, он с интересом смотрел футбол, но на звуковой палитре следов не оставлял.
Чехи играли с немцами и забили гол.
— О, это великий гол! — завизжала мадам Беркутова. — О, какой гол!
— Да самый обычный удар головой с углового. Стандартный гол, — сказал Свидерский, сам в юности поигрывавший в футбол.
Это была его роковая ошибка.
— Обычный? — ядовито сказала мадам Беркутова. — По-вашему, российские голы лучше? Только мы их что-то немного видим.
— Дело не в национальности голов, а в их качестве, — стал объяснять Свидерский. — Я лично люблю голы нестандартные, запоминающиеся.
Но куда там! Мадам Беркутова в тонкости не входила даже когда писала свои романы для женщин. А тут уж сам чешский Бог велел в тонкости не входить.
— Вы просто не любите нашу страну и наш народ, — разъяряла она себя.
— Я бы на вашем месте не стал делать столь поспешных и опрометчивых выводов, — сказал Свидерский. — Могу вас заверить, что я ко всем народам отношусь одинаково хорошо и непредвзято.
Но мадам Беркутова слышала только то, что она хотела слышать, и злобный оскал ее лица стал совсем уж напоминать одного из грифонов Нотр-Дам.
Наутро дождик босоного пробежался по крышам домов и верхушкам деревьев.
Мадам Беркутова с потерянным видом обходила писателей и спрашивала: вы что что-нибудь понимаете в компьютерах? Я уронила мой лаптоп, и он теперь не включается.
Никто не хотел иметь дел с этой дамой, и все отвечали: нет, ничего про лаптопы не знаем. У каждого, тем не менее, стоял в комнате привезенный с собою новенький лаптоп.
Дошла очередь и до Свидерского. Он пожалел странноватую даму и решил прийти ей на помощь.
Допотопного вида компьютер «Тошиба» исправно включился.
— Когда я включила его утром, меню не появлялось.
— А что вы такое с ним делали?
— Я его сегодня утром уронила. Руки дрожали.
Доискиваться до причин сего таинственного рукодрожания Свидерский не стал.
— Вызовите мне панель управления из файла «Мой компьютер», — сказал он. — А то у вас тут все по-чешски, я ничего не понимаю.
С виду все было нормально.
— Кажется, работает, — глубокомысленно проговорил Свидерский. — Вы уж с ним поаккуратнее.
— Ё, ё, — утвердительно ответила мадам Беркутова.
Она говорила на восьми языках, на всех одинаково плохо. Какой из этих языков назвал бы своим это загадочное «ё-ё», оставалось неизвестным.
За обедом выяснилось, что злополучный беркутовский лаптоп не работает опять.
— Буду писать в блокнот, — с видом первопроходца Амундсена, садящегося в санную упряжь, сказала мадам Беркутова.
Свидерский, у которого никакого лаптопа никогда не было и даже не предвиделось, писал в блокнот всю свою писательскую жизнь и ничего в этом страшного не видел.
После обеда его перехватила в коридоре мадам Конобеефф.
— Вы знаете, у нас здесь есть еще полуподвальная студия, в ней можно работать. У вас комната самая маленькая, поэтому я вам первому предлагаю.
— А взглянуть можно?
Воздух в полуподвальной студии был явно не для астматических бронхов Свидерского. Он там и пяти минут бы не продержался.
— Предложите лучше тому, у которого тоже маленькая комната, но побольше.
— Это мадам Беркутова.
— Вот и очень хорошо, предложите ей.
— Если и она тоже откажется, предложу Инес де ла Вега, она следующая на очереди, — вслух размышляла мадам Конобеефф.
Читать дальше