Патриция Хайсмит - Чудо. Встреча в поезде

Тонкие сильные руки умело раскручивали руль, четко вписывая машину в изгибы дороги. Гаю вдруг стало ясно, что свою машину она любит больше его самого.

— Если кто-то голоден, признавайтесь сейчас, — предупредила Энн, — этот магазинчик — последний на много миль.

Никто не признался.

— Надеюсь, Энн, что по крайней мере раз в год вы будете приглашать меня к обеду, — заметил ее отец. — На пару уток или на перепела. Я слышал, тут неплохая охота. Ты стреляешь, Гай?

Энн свернула на дорожку, ведущую к дому.

— Д-да, сэр, — наконец отозвался Гай, заикаясь. Сердце рвалось из груди, понуждая бежать, — только бегство, без сомнения, может успокоить эти бешеные толчки.

— Гай! — улыбнулась Энн. Остановив машину, она повернулась к нему и прошептала:

— Зайдешь в дом, выпей что-нибудь. На кухне бутылка бренди. — Энн прикоснулась к его запястью, и Гай невольно отдернул руку.

Надо было бы, подумал он, выпить бренди или чего-нибудь еще. Но Гай знал, что пить ничего не станет.

Миссис Фолкнер шла рядом с ним по свежезасеянной лужайке.

— Это просто прекрасно, Гай. Ты можешь гордиться.

Гай кивнул. Дом закончен, нет нужды больше вызывать его образ на коричневой поверхности комода в том мексиканском гостиничном номере. Энн захотела облицевать кухню мексиканскими изразцами. Она часто носит мексиканские вещи. Пояс, сумочку, сандалии. Длинная вышитая юбка, ниспадающая сейчас из-под твидового пиджака, — тоже мексиканская. Гай чувствовал, что выбрал тогда отель «Монтекарло» лишь затем, чтобы та убогая розово-коричневая комната и лицо Бруно, проступающее на коричневой поверхности комода, преследовали его всю жизнь.

Теперь до свадьбы оставался месяц. Еще четыре пятницы — и Энн будет сидеть в огромном квадратном зеленом кресле у камина, будет звать его с мексиканской кухни, они будут работать вместе в кабинете наверху. Какое право имеет он заточать ее вместе с собою? Гай стоял, разглядывая спальню, смутно соображая, что она чересчур заставлена: Энн говорила, что не хочет спальни «в слишком модерном стиле».

— Не забудь сказать маме «спасибо» за мебель, хорошо? — шепнула Энн. — Ты знаешь, мама подарила нам это.

Да, конечно, спальный гарнитур вишневого дерева. Гай вспомнил, как Энн рассказывала ему за завтраком тем утром, вспомнил свою перевязанную руку и черное платье, которое Энн надела на вечеринку Хелен. Но когда следовало сказать что-то о мебели, он промолчал, а потом стало слишком поздно. Они, конечно, догадываются — что-то не так. Любой бы догадался. Он лишь получил отсрочку, лишь уклонился временно от громады, падающей на него и грозящей раздавить.

— Весь в мыслях о новой работе, а, Гай? — спросил мистер Фолкнер, протягивая сигарету.

Выходя на боковое крыльцо, Гай его не заметил. Как бы оправдываясь, Гай вытащил из кармана сложенный листок бумаги и показал ему, объясняя подробности. Кустистые, темные с проседью брови мистера Фолкнера в задумчивости опустились. Но он меня вовсе не слушает, подумал Гай. А наклоняется ближе, только чтобы разглядеть вину, что темным кольцом обвивает меня.

— Странно, что Энн мне ничего не рассказывала, — сказал мистер Фолкнер.

— Я эту новость берегу на потом.

— А, — хихикнул мистер Фолкнер. — Свадебный подарок?

Позже Фолкнеры взяли машину и отправились за сандвичами в маленький магазин. Гаю уже надоел дом. Он звал Энн прогуляться до скалы.

— Минутку, — сказала она. — Подойди-ка сюда. — Энн стояла у высокого каменного камина. Она положила Гаю руки на плечи и взглянула ему в лицо, чуть тревожно и все же сияя гордостью за их новый дом.

— Знаешь, они все глубже, — заметила она, проводя пальцами по впадинам на его щеках. — Я тебя заставлю есть как следует.

— Может, мне скорее надо выспаться, — пробормотал Гай. Он уже сказал Энн, что последние недели работа отнимает много времени. Он сказал ей, что, как Майерс, берется за работу для агентств, нудную работу, только чтобы заработать денег.

— Дорогой, у нас — у нас довольно денег. Ради всего святого, что смущает тебя?

Она уже раз десять спрашивала, не свадьба ли это, и пыталась выяснить — может, он не хочет на ней жениться? Если она спросит еще раз, он скажет — да, не хочу, но она не станет спрашивать сейчас, стоя у их камина.

— Ничего меня не смущает, — быстро ответил он.

— Тогда, пожалуйста, не работай так много, — попросила она и внезапно, полная радости и счастливых надежд, притянула его к себе.

Машинально — как ни в чем не бывало, подумал он, — Гай поцеловал ее, потому что знал, что она этого ждет. Она заметит, решил он, она всегда замечала малейшую перемену в поцелуе, а он так давно ее не целовал. Когда Энн ничего не сказала, то Гаю подумалось просто, что перемена слишком чудовищна, чтобы о ней говорить.