Роман Коробенков - Прыгун

«...как это ты…» — то ли спросил, то ли просто подумал я.

«...особая связь. — услышал я. — только у влюбленных...»

«...почему для меня?»

«...кое-что ты будешь делать в скором времени. и я должна попытаться объяснить тебе кое-что...»

«...что же именно?»

«...потерпи немного...»

Створки лифта распахнулись, призывая нас в свои зеркальные внутренности. Там десяток Сашек посмотрели на десяток меня, затем в стороны. Затем все разом мы улыбнулись. Настроение и мое, и Сашки всколыхнулось. Я почувствовал, как потеряла невыносимую тяжесть сумка в моей руке, я уверился, что с этой минуты не будет душераздирающей песни ее колесиков.

Одно из зеркал сменилось коридором.

Так закончился наш подъем, которого мы даже не ощутили.

Некогда белые стены повторяли вид вестибюля в более компактной коридорной ипостаси. И люстры не напоминали гигантские грозди винограда из страны Алисы, и имелась сплошная ковровая дорожка, крикливая в алой пестроте.

Номер оказался еще большим пристанищем пыли.

Я раздвинул шторы резким движением. Комната давно не знала света, предметы потускнели, приобретя одинаковый цвет. Атмосфера взбодрилась, солнце ослепило интерьер, предметам начали возвращаться прежние тона. Они налились им, точно яблоки.

«…я в душ…»

Сашка отгородилась от меня одной из дверей. Констатировав последний этаж, я присвистнул игрушечному миру, что жил микрожизнью там, внизу, и, казалось, не имел к нам отношения.

Отставив сумку возле окна, я повернулся к номеру лицом, структурируя время фиксацией деталей, описывать которые не имеет смысла по причине отсутствия мебели, да и не задержимся мы долго в этих стенах.

«...принеси мне полотенце...» — сказали мне стены, я покопался в Сашкиной сумке, нашел махровый прямоугольник на самом верху, в соседстве с двумя пластиковыми белыми масками на резинках. Одно лицо выглядело добрым и лучилось искренней улыбкой, другое было доброе наполовину, а вторая часть лица кривилась в злобной усмешке.

Сашенька сияла совершенной наготой, от которой я ненадолго впал в кому, гуляя блуждающим взглядом по аккуратной материи ее тела, дразнящего меня с тыла и фронта, кокетливо нарисованного в зеркале. Рука сама по себе отдала полотенце и в ответ приняла банальное тело расчески.

— Расчеши меня, — попросила она, вытираясь, и дрогнула мокрой копной, с удовольствием фиксируя мою реакцию.

— Я?.. — Я замялся.

Она пояснила:

— Чтобы любить меня так, как люди обычно любят себя, ты должен участвовать в моей внешности, так как, творя меня, ты будешь становиться мною, вернее я буду становиться тобою, короче, мы будем двумя сторонами одной монеты.

Слегка неловко я справился с миссией, от которой словно впал в транс. Монотонность и одинаковость движений наряду с созерцанием хрупкости плеч и сложной архитектуры спины вскоре увлекли меня в сонное никуда, откуда вернуться я смог лишь после очередного стука изнутри моей головы:

«...теперь твоя очередь…»

Она оставила меня одного в математической законченности широкого белого кафеля с розовыми прожилками.

Некоторое время я постоял в тишине, разглядывая себя в зеркало. Затем стал медленно раздеваться, а когда закончил этот процесс, вдруг обратил внимание, что мое отражение запотело. Поверх гладкого стекла проступили мелкие закорючки, при ближайшем рассмотрении оказавшиеся словами:

«...беспокойся...»

И еще ниже:

«...нервничай...»

«…какое-то вуду по-женски…» — подумал я, забираясь в душ.

Под его холодными пальцами я будто недолго вздремнул, плавно покачиваясь с пяток на носки и вслушиваясь в бессмысленную дробь воды о музыкальное темя.

Течение времени вновь нарушилось. И когда капризный голос внутри меня поведал, что ему скучно и холодно, я не мог однозначно сказать, долго ли тут нахожусь.

Из окна торчала лишь Сашкина спина, когда я вернулся назад, — голая, красивая и беззащитная. Остальной своей частью с ногами, грудью, головой она висела на высоте двадцатого этажа, слегка покачивая длинными тонкими ногами с черным педикюром. Будто дирижировала ими жизненным оркестром, который на утренней субботней ноте флегматично развивался внизу.

— Что ты делаешь? — спросил я.

— Хочу прыгнуть, — хохотнула она, и острые позвонки взметнулись под кожей, сбросив сердцевидную попу с бледного камня подоконника. Я дернулся, но сильные руки демонической девочки, ставшие прозрачными от напряжения, в секунду втянули ее назад. — Испугался?