Роман Коробенков - Прыгун

— Я хотела найти пепельницу. Но не смогла нащупать пол, который был до того, как мы уснули, и где стояла пепельница, которую я сама туда поставила. Такое ощущение, что мы висим в воздухе.

".хм.»

— Ты сошла с ума? — Родик приподнимается на локтях. — Как такое может быть?

— Попробуй сам, — говорит маска.

Родик садится на кровати. В теле его нет боли, поэтому он с сомнением оглядывает бинты, стягивающие его грудь и пальцы. Осторожно выбирается из-под сливающегося с тьмой покрывала и осторожно подбирается к краю кровати. Щупает рукой, пытается найти твердь стопой.

Лицо его искажается в маске изумления — пола действительно нет.

Он находит в кровати некогда забытую зажигалку, кидает ее вниз, но звука падения не слышно.

— Где мы? — спрашивает маска.

— Висим где-то, — отвечает ей Родик, выглядя растерянным.

— Что делать? — спрашивает его маска.

— Висеть, — пожимает плечами Родик и откидывается на спину. — По крайней мере постель — лучшее место, которым можно быть ограниченным.

— И я думаю так, — соглашается маска, в голосе ее сквозит облегчение. — С тобой я могла бы находиться тут вечно.

От такой жуткой фантазии Родику становится не по себе. Созревает острое сигаретное желание, но сигарет тоже нет. Желание любви давно прошло. Становится понятно, что ограниченность в кровати — рознь ограниченности в кровати.

— Разве так бывает? — подает голос маска, и самоубийца понимает, что успел уснуть и что она только что его разбудила. — По-моему, так не должно быть. — Черная простыня, из-под которой коротко растут его грудь и голова, сливаясь с тьмой, рождает ложное чувство, что ничего более и нет.

— По-моему, тоже. — По его затуманенным глазам становится ясно — он имел в виду что-то абсолютно свое, и даже не половину своего тела.

Проходит неизвестное количество времени.

Преимущественно они молчат, меняют позы, то засыпают, то просыпаются. Вскоре появляется ощущение, что уснуть не удастся никогда, слишком много сна было.

Скука наполняет члены самоубийцы до краев, и он слышит острое желание расчесать в кровь тело. Весь тканевый материал, доступный рукам, превращается в веревочное целое, кроме покрывала, которое не удается порвать и приходится использовать целиком. Закрепившись в изголовье кровати, Родик мечет самодельный канат вниз и, уже не силах смотреть на влюбленное лицо маски, не говоря ни слова, соскальзывает вниз.

— Если ты не вернешься через пять минут, — слышит он себе вслед, — я отвяжу тебя. — Голос маски подтверждает, что она не шутит.

Ткань в ладонях заканчивается мгновенно, вокруг все та же тьма, при которой глаза бесполезны. Глянув вверх, самоубийца едва различает призрачное беление простыни, но кровати не видно. Выбор невелик: назад в вечность или вниз в неизвестность, а время на размышление ограничено пятью минутами. На память приходит зажигалка, чей звук так и не был услышан, в темноте проступает лицо маски, которое до смерти надоело самоубийце.

Он отпускает одну руку, второй крепко держась за заветный простынный кончик.

«…вот с таких пор и начинают нравиться окна…»

Чернь манит, словно человеческим голосом. Родик не думает долго. В конце концов падения и полеты — в какой-то степени его стихия.

Пальцы разжимаются, сердце подлетает к горлу.

Некоторое время будто ничего не происходит, наш герой перестает даже понимать — летит он или нет.

Ощутимо холодает.

Мрак начинает разжижаться на глазах, что становятся способны исполнять свою функцию.

Родик убеждается, что летит камнем вниз, руки его истерично цепляются за воздух, паника взрыхляет без того нервное мясо мозга.

«...не цепляйся…» — подсказывает кто-то.

На секунду Родик замирает, так как голос знаком. Но он слишком напуган, чтобы распознать владельца голоса.

«...просто лети...» — подсказывает он.

Самоубийца взмахивает руками так, как если бы имел крылья, взмахивает уверенно и широко, раз за разом усиливая силу взмаха. Падение резко замедляется, становится возможным оглядеться, и оказывается, что тело нашего героя мелко дрожит в словно нарисованном небе. Внизу темнеют крыши домов, это высотные дома, но наш герой машет руками гораздо выше их.

«...не маши руками...» — хохочет кто-то невидимый рядом.

Более того, самоубийца уже знает, кто это.

Он перестает дергать руками, которые отчетливо занемели, но падения не происходит. Лишь ветер шелестит бинтами, и странное тонкое предчувствие, как игла, пронизывает тело.