Роман Коробенков - Прыгун

— Не помню.

— Расскажи.

— Нет настроения.

«...потом, может быть...»

— Диалог не клеится.

— Можешь положить трубку.

— Думаешь, так будет лучше?

— Я положу тут, ты положишь там.

«...и друг на друга тоже…»

— Как хочешь. — Я остался наедине с гудками.

Понять я вновь ничего не смог, как всегда — позитив клейко мешался с негативом. Она любила все делать первой, и не в последнюю очередь класть трубку. Момент оказался более чем принципиальным. Тогда во мне еще существовало подобие гордости, которое тут же принялось опрыскивать все толстым слоем нигилизма. Покоя не давал один момент — не проступало причинности.

Прошлый разговор закончился нежно, сегодня я позвонил вовремя, как и договаривались. Конфликтность не имела предпосылок с моей стороны, то есть все определялось острым эмоциональным дисбалансом в точке П.

Сумрачно катая желваки, я побродил в четырех стенах. Погрустнело, и я с радостью выплеснулся за окно, дабы сыскать отвлечение. Но покой не явился до тех пор, пока сотовый не затрясся от очередного вызова и на определителе я не увидел ее имя.

— Привет, — суховато бросил я в объемную тишину динамика.

— Привет, противный. — Это был тот самый голос, проникновенный и пропитанный кокетством, используемый как оружие, подобно всем прочим ее составляющим. — Я сегодня купила билет к тебе. — Голос капризный, сволочной, чуть истеричный. — Скоро увидимся, и настроение мое улучшится. — Ее приезд и должен был быть, и не должен, о нем говорили, но определенности не следовало, как обычно.

— Замечательно! — Я действительно обрадовался. — Когда?

— Послезавтра. — Она засмеялась. — В пять утра.

— В пять?!

«...ничего не бывает просто…»

— Да. А что? — Вопрос был подчеркнут.

«…ты же имеешь дело со мной.»

— Ничего. Ты — хоть в четыре.

— Правильный ответ! — Голос точно переливался из одного сосуда в другой. — Попробуй только не встретить меня, животное.

— Исключено.

— Целую. Пока. — Я ни разу не слышал, чтобы она прощалась иначе. Всем без исключений она выдавала этот сухой штамп. В самые эмоциональные наши разговоры, на грани лезвия ссоры и перемирия я слышал эту фразу, в которой изредка лишь переставлялись слова.

Гудки отбросили меня на семьсот пятьдесят километров прочь.

эмоциональное состояние — минус 1…»

Иногда бывает, что самый интересный жизненный процесс — наблюдать за домашним котом, которого никогда не выводят на улицу, но который часто смотрит в окно, постигая громадный мир за тонким стеклом с нагретого места. Это кошачье телевидение, животному любопытно действо, он поглощен представленной динамикой, но вряд ли стремится туда. Скорее всего в нем брезжит далекое эхо инстинкта, а подсознание выдает смутные картинки быстрого бега в сторону — куда глядят глаза.

Экран окна сегодня целый день проецирует снег с дождем, подобная природная неопределенность сродни душевной меланхолии. Кот замер, точно статуэтка, в комнате стоят все часы. Схематичная фигура — который день — лежит на кровати, не расстилая ее, не меняя позы, и кажется, будто жизнь замерла, в комнате никого нет, лишь окно мельтешит неживыми помехами.

Кроме кота и кровати есть письменный стол с лампой, с одиноким и чистым листом посередине, книжная полка, беспорядочно забитая книгами, вросший в свою тумбу телевизор. Еще — до зеркальности глянцевый безумный шкаф, подражающий Пизанской башне, с всегда приоткрытыми дверцами. Еще — тусклые бра, похожие на насекомых, скрипучий пол, столетний ковер, картина и две тяжелые гантели в углу. На картине изображена точная копия рамки, в которую одета картина, внутри ее находится другая рамка, поменьше, потом — другая, и так до бесконечности. Квадрат помещения одет в некогда светлые обои с частым и увеличенным нотным рисунком.

Неожиданно очень близко за стеной кто-то начинает петь. Это пение по нарастающей раздается неделю. С каждым днем оно становится все сильнее, а сегодня это почти рев.

Родик вздрагивает, потому что пение это исполинское, так могут петь только джинны. Ни один человек не может петь с такой силой, у него не может быть такого яростно-сильного голоса.

По телу истерично принимаются маршировать бесчисленные армии мурашек, волосы на голове беспорядочно и заметно шевелятся.

На кровати кажется небезопасно, не хочется делать ни шага, но ужасно тянет проверить, что же это такое.

Там кто-то смеется, и от смеха этого дрожат стекла в рамах.