Роман Коробенков - Прыгун

— Привет. — На секунду мной овладело злое тупоумие. — Ты ослепительна!

«...что за вяжущая тупость...»

— Да? — словно безразлично переспросила она. — Тебе нравится?

«...не напрягайся, все видно без слов...»

— Очень! — Хотелось потрогать ее руками. — Этот галстук. эта рубашка. они великолепны! Ты просто чудо. Девочка-ангел. Не думал, что тебе так пойдет классический образ.

«...или ты так пойдешь классическому образу...»

— Люблю галстуки, — пожала плечами Сашенька. — Наверное, потому, что никто их не носит.

«...а если кто-то что-то не носит — это мое...»

— Я не люблю галстуки, — выдал я. — Наверное, потому, что мне когда-нибудь придется их носить. В то время я буду совсем иным, что-то изменится. Но ты — другое дело. Глядя на тебя, я начинаю думать, что галстук придуман специально для тебя. И сегодня ты закончила жизненную миссию этой вещи.

«…я подарю тебе галстук когда-нибудь, когда ты перестанешь его носить.»

— Я ее закончу минут через десять, — заявила Сашенька. — В этом неудобно путешествовать. Я захватила шорты и майку.

«...и мне не терпится в них погрузиться...»

— Те самые?

— Нет, другие, — смерил меня взглядом самоуверенный ангел. — Конечно, другие. Не люблю повторяться.

«...точнее — ненавижу...»

— Охотно верю.

— А еще я ненавижу, когда на ком-то такая же вещь, как на мне. — Сашенька достала сигареты, а что делать дальше, я знал. — Все правильно. — Она поощрительно улыбнулась, вооружая свою улыбку вредной привычкой.

Позже я не раз замечал, что Сашенькино понимание действительности и недействительности сопрягается с ее внутренним «как должно быть». Притом многое из того, что, как казалось ей, должно было протекать по следующей схеме, мне виделось под иным углом. Любая мелочь, включенная в ее алгоритм представлений о моих будущих действиях, но не исполненная мной в реале, вызывала ее активное недовольство, даже если в остальном я попадал в яблочко.

Достижение параллельности мышления оказалось ее завуалированной задачей и целью, требовалось чувствовать это самое «как должно быть». Иные сценарии выводили ее из себя, что являлось одно время краеугольным камнем нашего единства, пока я не понял основной принцип.

— А где твоя псевдоподруга? — поинтересовался я.

«...ты одна сегодня?»

— Понятия не имею. — Сашенька нахмурилась. — А где твои семь гномов?

«…гномовод…»

— Высвобождают дурную энергию. — Я огляделся, но знакомых лиц не увидел. — Но мы их еще сегодня увидим, и я тебя познакомлю. — Наши взгляды уклонились в сторону столика.

«...и сдают ее в банк дурной энергии...»

Мы не сели, но зависли над гладкой поверхностью.

«...а там из нее синтезируют плутоний...»

— Преподобный Лясандер тоже тут? — спросила Сашка. — А отец Мануа? — Мы с откровенным удовольствием поедали друг друга глазами. Я отчетливо видел, как ее идеальные ноздри часто вздрагивали, пытаясь меня обонять.

— Лясандер тут. — Я улыбнулся. — Пытается выпить абсолют, а тот пытается поглотить его. А отца сегодня нет.

Измерение прогрессирующими темпами обживалось эксцентричными пришельцами. Раскаленные тела и головы сновали туда-сюда, воспаленные одной задачей — удержать и то, и это в едином целом. Блики захлестывали все, адское солнце незаметно, но верно набирало скорость. Кто-то вопил в безбрежной экзальтации, зеркала копировали всех и повсюду. Пол вырывался из-под ног, а электричество, которым был пронизан воздух, встряхивало то одно испаренное тело, то другое. Далее по цепной реакции неожиданно начинало сотрясать целые группы, все измерение. Видимость колебалась, острые углы стен хищно щерились.

— Скоро буду, — объявила Сашенька и исчезла.

«...должна быть…»

Я повертел головой, пожал плечами и обратился к столу, где была сервирована бутылка виски, кучковалась кока-кола и имелись залежи льда.

Я сделал глоток и ощутил тот самый знакомый электрический разряд. Меня сильно тряхануло, взрывая в щепки внутреннюю оборону, а через мгновение пол уже подбрасывал тело вверх, не давая возможности приземлиться. Судорога свела руки, ноги, позвоночник. Он завился змеей, заставляя трепыхать все мои составляющие. Голова откинулась назад. Издав протяжный и дикий вопль, я оказался в центре человеческого водоворота.

Кругом щерились лица, огромные оскаленные улыбки, вытаращенные на этот мир глаза. Люди и иные непонятные существа вились в электронной буре с остервенением, какое бывает у человека, медленно уходящего в трясину.