Мне нравится происходящее — и осень, и дым, и то, что все поделилось на комнаты. Это созвучно настроению, что сейчас призрачно оформилось в рамках меня, и вообще — лишь притворяется настроением. В действительности являя собой совершенно другой процесс, зародившийся внутри меня, но занесенный туда извне.
Какая глупость — писать о любви, ничего о ней не зная. Анализируя симпатии, будничные увлечения, давя из них скудные соки вдохновения, искусственно распаляя себя, мучиться понапрасну. Думать, что ведаю, прогнозируя и логически вычисляя, гиперболизируя, наращивая, мысленно давая несостоятельному прогрессивный рост вширь, вглубь и в высоту. Ошибаться, когда, как теперь известно, что оное приходит само по себе. Процесс неконтролируем, хотя и происходит нежно, без насилия.
Последнее заявление в известной степени условно, так как насилие настолько вкрадчиво, мило и приятно, что называется обычно другими именами.
«...теперь известно кому?..»
К примеру, мне. и той сотне миллионов из шести миллиардов, которые сейчас чувствуют в себе замечательные преобразования, несвойственные мысли, тягу к прекрасному, трудолюбие во имя кого-то, странный ритм сердца, навязчивое томление в чреслах, безграничное терпение, электрическое нетерпение, щемящее свойство души, беспричинную вездесущую ревность, сладкую боль, горькую боль, неповторимую легкость, бог знает что еще.
Не претендую на единообразную палитру чувственных следствий. Может, в чьей-то загадочной душе нечто переваривается иначе и вызывает иные побуждения. Может, это зависит от внешнего раздражителя, в результате активных мероприятий которого мой разум, зрение и душу застлал густой дым и я перестал ориентироваться в пространстве. Это я о созвучии, встреченном на улице, что было сродни творившемуся во мне.
Страстно хочется написать и о том, как выросло возле меня дерево, которое затем оказалось аккуратно пересажено мне в голову, о логической цепи чающегося процесса, о его предпосылках. О том, как началось и набрало силу все, окончания чего пока не ведаю.
Некогда я озадачивался мыслью, как распознать. Обманывая себя, прислушивался к гулу сердца, надеясь, что оно даст ответ — то самое или не то самое.
Теперь такого вопроса нет.
Мир меняется на глазах. Меняется восприятие его. Меняются люди. Трансформируются ценности и идеалы. Все приходит в легкое движение, словно еще одно половое созревание, становление личности. И личность засасывает в себя множество нового. Того, что всегда лежало под ногами, но чего не умели видеть.
Банальные вещи обволакивает тонкая прозрачная вуаль мистицизма. Мистицизма яростного, который можно откопать только в обычных вещах. В реальности, в неизменном сознании, того противовеса прочим искусственным объемам все его же, которые я находил в других мирах, в тех, где его увидит любой при соблюдении определенных условий.
В поисках мистики в ее последнем значении и пребывал я в момент, когда дрожащим глазом, тщательно фокусируясь и теряя то четкость, то цвет, впустил в собственную голову хрустальное создание. Очень быстро оно минуло, оставив там лишь некоторые мазки. Тогда в них с трудом можно было разобрать то, что сейчас я не в силах забыть.
Уже через минуту я, не помня о происшедшем, прокладывал дорогу в сторону больших черных диванов, которых там, где я находился, имелось великое множество.
Это было сумасшедшее измерение северного сияния. Плоское и ограниченное в своей малости, наполненное зеркалами, диванами, телепортами и эксцентричными пришельцами обоих полов. Очень глубоко погруженных в электронный абсолют и высвобождающих дурную энергию.
Я не сознавал, как оказался здесь. Видимо, где-то в реальности обнаружил замаскированный телепорт, который и забросил меня в этот неведомый край.
Время здесь отсутствовало, в нем не было надобности. Вместо него висела музыкальная пауза. Не длинная и не короткая, так как это определения времени, а его там не было. Никто и ничто не отсчитывало минуты, часы, годы.
Неизвестно, сколько суток я находился там. Ведь я не знал длины отрезков, что разделяли собой события.
Там хранилось очень много темноты.
Девушка источала динамику, синхронно нарезая пласты тяжелого воздуха на равномерные куски.
Стоило забыть о ней, как неожиданно я натыкался на нее глазами. Стоило намеренно выискать ее среди пришельцев, как начинало казаться, что она канула в другое измерение. Но только я переставал искать ее, как самым краем ока чувствовал яростное мерцание, так акула чувствует в воде электричество человеческих движений.
Читать дальше