Роман Коробенков - Прыгун

Кваазен не сказал больше ни слова, лицо его исказила глубокая зевота. Он посмотрел на меня, словно я говорил на непонятном ему языке. И растаял.

Очередная стена вздыбилась передо мной. Я отчетливо увидел подогнанный кирпич, алый, точно желе, к подозрительной прозрачности которого я с размаху бежал по воздуху. Стена, как приговор, неумолимо приблизилась. Я зажмурился, ожидая страшного удара…

Я открыл глаза, лежа в постели, где просыпался несколько дней подряд.

«…яблоко от яблони…»

Стремительно сомкнув глаза, я мысленно бросил в аляповатую темноту волновавший меня вопрос:

— Он придет в себя когда-нибудь?

Спустя короткую паузу обои сухо прошелестели:

— Придет когда-нибудь.

Я убедился, что мне это не слышится, и спросил:

— Что нужно сделать для этого?

Спустя пучок мгновений массивные часы на телевизоре протикали:

— Ему необходимо увидеть другой конец лавки с того конца, на котором сидит он. Это нелегко, но возможно, по крайней мере ему удавалось видеть его раньше. В отличие от некоторых.

— Оставьте ваши словеса, — дерзнул я, потягиваясь и готовясь распахнуть глаза. — От них сводит зубы.

Скрип кровати поддразнил меня:

— Может, ты ему поможешь?

Вопрос застал меня врасплох, и, сбросив оковы с глаз, я тихо произнес:

— Как?

— Это нетрудно, — влажно шумела улица в угол форточки. — Тем более что друг с тобой пошел тогда, не задавая вопросов.

— А именно?

— Поласковее с девочкой моей себя веди, щенок.

Разверзлась тишина.

«...о дальнейшем позаботится она.»

В четвертую ночь появилась Сашенька — в белой балетной пачке, в трогательных телесных балетках, почему-то при светлых волосах, уложенных назад и высоко изогнутых надо лбом, не менее крутом.

Она отслоилась от моей кровати, где я будто дремал, потому я не мог быть уверенным в ее неиллюзорности.

Мой вид не отражал эмоций, я хотел выглядеть выше их, зато в глубине меня клокотала взрывоопасная радость.

Сашка была другой, и дело не только в волосах. Нос из вздернутого превратился в отчетливо прямой и чуть уменьшился.

Она задорно смотрела на меня, старательно улыбаясь.

— Ты изменилась… — сказал я, дотронувшись до ее волос, чтобы еще раз убедиться в отсутствии обмана.

— Да. — подтвердила она, склонив голову.

— Зачем? — Я вглядывался в ее нос, даже придвинулся, стало любопытно — есть ли шрамы, пусть размером с волосок, но ничего подобного я не увидел.

— Захотелось. Чтобы стать другой. — Она немного подумала. — Чтобы стать иной, не той, которую ты знал. Может, тогда ты сможешь полюбить меня опять.

— Я и не разлюбил тебя вовсе, — светясь глазами, признался я, будучи удивительно добрым во сне. — Просто все получилось не так, как должно было быть, и результат не помещался в выдавленную под него форму.

— Еще если бы я пришла сюда такой, какой была, сюда уже примчались бы твои собачки, — детским голосом продекламировала Сашенька.

— Мои собачки? — Я недоуменно вскинул брови.

— Да, — подтвердила она, трогая белыми пальцами мои губы. — Твои толстые собачки… — Мне вспомнились Ит и Ур.

— Ты знаешь, кто они? — спросил я, задумываясь во сне, что в последнее время часто задаю вопросы и еще чаще слышу ответы не от тех людей, что должны их давать.

— Сам знаешь, — странно посмотрела на меня Сашка, губы ее тронула обида.

— Не знаю, — покачал я головой, во сне копаясь сам в себе в поисках истины.

«…во сне можно найти самые необычные вещи и самые неочевидные ответы...»

— Тогда посмотри в зеркало, — зло полоснула моя демоническая девочка, не разжимая губ. — Внимательно и пристально загляни в уголки собственных глаз и, может, увидишь, кто прячется там. — Она растворилась в моей постели, оставив белеть скучную тихую простыню.

Во сне я поводил рукой, пытаясь уловить хотя бы волос на месте, где только что явно шевелилось дорогое мне тело. Но простыня была холодной и отчетливо чистой.

Я вздрогнул, почувствовав чужое присутствие в непосредственной близости. Я вздрогнул и подался вперед, круто заворачивая голову под хруст собственных позвонков.

Сашка сидела за моей спиной почти вплотную, и не успел я открыть рот, как она приблизила свои розовые губы к моему уху и прошептала:

— Мне все это надоело. — Она сделала вид, что хочет укусить меня за мочку, я дернулся, и в эту секунду ее не стало. — И ты мне надоел. Я больше не приду к тебе, — убежденно бросил голос невидимой Сашки напоследок.

Я потряс головой, пытаясь отогнать ненужное направление мыслей, и обнаружил, что не сплю. Более того, не было даже сонливости.