Роман Коробенков - Прыгун

— Дым отгоняет джиннов, — заключил Ит. — Наш диалог минует их гигантские уши, что не менее важно, чем твое незнание сейчас. Понимаешь?

«...или повторим все?..»

— В общих чертах. — признался я.

В тот момент толстяки крепко и глубоко затянулись вонючими сигарами, затем повернули головы в мою сторону и густо выдохнули мне в лицо и затылок.

Веки мгновенно отяжелели, голова начала генерировать сон, пропадая в котором я услышал:

— Необходимо стереть даже следы этих мыслей.

И разум мой застлала чернильная тьма.

На следующий день я проснулся в другой комнате, под самым чердаком местного жилища — без толстяков, хотя в окружении трех женщин. По всей видимости, я уснул недавно, так как голова моя все еще трещала и соображала обрывками, а тело управлялось само по себе. Оно с трудом сумело устоять на ногах, оставив горящую живым огнем макушку валяться на циновке, после чего неустойчиво, но упрямо затрусило в сторону мирно спящих инопланетянок. Похоже, и в их разумы сон проник недавно, так как на мои попытки общения реакции не последовало.

Я сокрушенно вернулся к своей голове, поднял ее с циновки и по деревянной лестнице покинул жилище, отдавшись под тяжеловесный гнет солнца.

Оформился яростный день, который показался сокрушительным для моего похмельного мозга, что отказывался держаться на дрожащих плечах.

Поспешно я забрался в один из первых баров, что встретились по дороге. Один коктейль все тех же цветов — и силы прибыли, я более храбро вышел опять под созидательное око низковисящего светила.

Я помнил вчерашний диалог, созрели свежие вопросы, и я искал моих спутников, дабы отяжелить их мозги, но каждый последующий бар лишь добавлял очередной коктейль внутрь меня.

Путь мой оказался продолжителен. Чем более я терял равновесие, тем больше женщин пересекало этот путь. Они широко улыбались, и их улыбки еще долго бежали за мной, покусывая за икры. Хотелось вернуться и забыть о происходящем в канве моего существования. В очередной раз оказаться вне времени.

Но я не знал, насколько могу доверять моим новым друзьям, их разговоры об отсутствии времени и отсутствии готовности противоречили друг другу и очень напоминали привычные диалоги прочей странной публики с их логическими тупиками. Потому голову полнили образы ежеминутно покидающей меня души, неровным шагом я брел по солнечным улицам, чувствуя, как что-то теплое струится из и за меня.

Барам уже не было точного числа, но мои спутники не появлялись.

Солнце начало клониться книзу, и я осел в одном из питейных заведений с местной жительницей, диалог с которой состоял из соприкосновений бокалов.

Это движение запомнилось частотой, ничего другого не запомнилось, так что было совсем не удивительно проснуться на следующий день на пляже от утомительных солнечных ласк. Утро только наметилось. Пробуждение, шум океана, лежаки вокруг, ощетинившиеся поперечными досками, оказались неожиданны и ни с чем не связаны в памяти. Я невольно опешил, обнаружив все это.

С трудом на ум пришла молчаливая спутница из вчера, я пошарил руками по карманам, но они пустовали. Вспомнить, были ли деньги и было ли их достаточно, чтобы пить, есть, общаться с женщиной и остаткам быть украденными, я не смог, потому отнесся к данности спокойно, разумно предполагая, что они могли закончиться в первом звене цепочки.

Льняные штаны мои засалились, пестрая майка расцвела пятнами, я потерял сланцы, а руки мои дрожали. Тем не менее я чувствовал себя сносно, солнце дружелюбно пекло мою макушку, а океан дурашливо бросался на берег, чтобы тут же отпрянуть.

Длинноногие пальмы вдруг одарили тяжелым кокосом, он рухнул мне под ноги в ту секунду, когда я почувствовал голод и жажду. Настроение приподнялось. Но все оказалось сложнее: я разбил в кровь обе руки, прежде чем острым камнем сумел сокрушить орех и добраться до молока и кокосовой стружки. Я напился и наелся этой экзотикой на полжизни вперед.

В тот момент задачи мои предстали в весьма туманном виде. Самое умное, что пришло мне в голову, — скинуть одежду, постирать ее и повесить на пальме сушиться. Потом я окунулся в океан и барахтался там до тех пор, пока все намеки на похмелье не вымылись из моей головы.

Уставшее тело накренилось и с размаху вонзилось в песок, я с наслаждением забылся на белых крупинках, облитых светом.

На пляже начали появляться люди, медлительные парочки таких же пришельцев, как я. Они отважно брели по раскаленному песку, отыскивая свое место под солнцем.