Михаил Шахназаров - «Контрабас» и виски с трюфелями [сборник]

Народу на проводы пришло много. Был даже какой-то сумрачный хасид, которому Фима после первых ста граммов зачем-то поцеловал руку, а потом приложился губами к пейсам. Был антиквар Гурик, предложивший организовать провоз серебра, набрался наглости и пришел Вова Цимлянский. Провожающие пили и ели продукты, при виде которых в голодный обморок упала бы целая африканская страна. Фоном играл Бенни Гудмэн, на поблескивающем паркете эротично отплясывала Танечка, по которой Фима будет так скучать. После нескольких анекдотов кто-то попросил Фиму рассказать о его чудесном освобождении. Это был великолепный мини-спектакль. Фима показывал, как разворачивал ватманы, как курил подполковник Липатов, как смеялись над ним санитары в больнице. Все смеялись и предлагали сделать паузу на тост. Забрали Фиму ранним утром. На сей раз суда не пришлось ждать долгих полгода. И все было так же. Так же серо, безлико и безнадежно. Только вместо цифры десять прозвучала цифра одиннадцать…

Джекпот висел уже больше месяца. Восемь тысяч баксов на играющем красками табло. Предыдущий за три недели слетел. Куш снял какой-то любитель. Вложил в электронное жерло несколько латов, а из игральни его пьяного и счастливого выносили. В уголке зала беспокоила Фортуну старушка Расма. Сухая, высокая, с аккуратной стрижкой и накрахмаленным воротничком салатовой блузки.

У Расмы небольшой ларек по продаже янтаря в гостинице «Рига». Застывшие слезы вековых сосен охотно покупают иностранцы. Бизнес маленький, но доходный. Янтарь тянут контрабандой из Калининграда, здесь его обрабатывают пьющие кустари, а Расма на хорошем английском рассказывает легенды о чудодейственной силе отполированных кусочков солнца. За игрой хозяйка янтарного бутика безудержно плачет. Роняет слезы по проигранным деньгам и утехам молодости. После ста граммов бальзама с кофе начинает рыдать. Когда выигрывает большие суммы, напевает идиотскую латышскую песенку про петушка.

А вот и экзотика азарта. Мамаша лет шестидесяти и ее поздний ребенок. Абсолютно, кстати, никчемный. Этот в детстве наревелся. Любящая кормилица заряжает деньги, сынуля с довольной физиономией проигрывает. После каждой похороненной купюры родительница тянет сына домой, но тот канючит в голос. Тогда мамаша грозится, что они с Павлушей не отужинают в ресторане, и пунцовый от злости отрок покорно двигается к выходу.

Их часто материт Юра Корнишон. Орет, что мальчик-дебил разрушает ауру удачи. Лучшие годы Юрий провел у тотема фарцовщиков, у «Часов мира». Худшие — оттянул в тюрьме. Входил в элитный батальон латвийских валютчиков. С приходом кооперации резко сдал позиции. Зарабатывать деньги легально было неинтересно. Раньше подпитывался адреналином, убегая подворотнями от обэхаэсников, сейчас вот безудержно шпилит. Мясистые пальцы Корнишона с остервенением били по малюсеньким кнопочкам. С экрана подло ухмылялись неунывающие джокеры.

— Нет, ка-а-а-кое горе! Нет, блядь, ну како-о-о-е горе, а! Какое недоразумение и какое блядское горе! Бесчувственная электронная скотина! Ненасытное компьютерное животное!

Стенания Юрия были артистичны. Эдакий моноспектакль записного неудачника. За спиной Корнишона уже битых полчаса стоял Рома. Он никогда не садится за автомат сразу. Подолгу смотрит, как играют другие, настраивается.

— Ромка, ты слышал песню про «где-то, где-то в середине лета»?

— Что-то слышал.

— На дворе июль месяц и… Ну, блядь, какое горе!!! Смотри, даму недодал! Так вот… На дворе середина лета, и я засаживаю уже триста лат. Где-то, где-то, посередине лета я жгу бабки. Рома, выстави старику Юре сто граммов хорошей водки.

— В день игры не выставляю.

— Ну да… А в день не игры у тебя просто нет денег. Нет, ну какое горе, Роман! Какое, блядь, горе!

— Ставку бы поменял, горемычный.

— Ты думаешь, ты умнее его? Или я умнее его? Или эта вечно плачущая янтарная коряга Расма умнее? Автомат как порядочная женщина. Если захочет — даст, не захочет — не даст. И вне зависимости от ставки, юный умник Роман. У меня была мечта переспать с одной великолепной… Да нет! С восхитительной дамой. Ее звали Юлия. Я слал ей букеты с водителями такси. Передавал дорогой парфюм через электрика. Бросал в почтовый ящик любовные послания. Отвергала все! И электрика вместе с парфюмом, и розы с таксистами, и мое желание. Более того! Я купил ей платье от Christian Dior! Рома, в то время платья от Christian Dior не шили узкоформатные китайцы! Такое платье мог купить либо крупный чиновник, либо заведующий магазином, либо я. То есть мы. Люди, рискующие жизнью и свободой. Но Юля не взяла и платье. И что ты думаешь?