Алекс Дубас - Моя девушка уехала в Барселону, и все, что от нее осталось, – этот дурацкий рассказ [сборник]

И Рахманинов.

Впервые за долгую-долгую неделю мы укладываемся спать дома, на мягком матрасе.

Двери балкона распахнуты, и мы слышим звуки ночного города. Города, который еще нужно уметь любить. Города, у которого завтра день рождения. Где-то вдали еще слышен перестук лошадиных копыт наших друзей-богатырей. Мы теплее укутываемся в одеяла, потому что на улице действительно ветер. И он приносит в нашу постель запахи осени. Она, эта осень, будет мудрой и спокойной. Я знаю, нам всем надо чуть-чуть передохнуть. Не будет взрывов и катастроф, не будет роспусков парламентов и импичмента. Не будет цунами и землетрясений. Нам всем нужно передохнуть, а потом уже серьезно поработать. Сквозь дрему я слышу:

– Папа, а в будущем году мы поедем на рыбалку?

– Поедем, обязательно. Если будешь учить английский. А сейчас спи, мой сын.

Сейчас, когда мой палец умещается в твоей ладони, я планирую твои дни и ночи.

Пройдет немного времени, и наши руки будут одинаково сильными.

Тогда я вложу в твои свою шпагу, сын. И знаешь что? Я на самом деле не хочу, чтобы ты подставлял щеку. Другую щеку. Слышишь? Не давай в обиду любимых.

Слышишь? Я, может быть, тебе больше никогда этого не повторю.

Пройдет много времени. На моей руке появятся пятна.

Но я успею ею благословить тебя на прощание.

Когда ты родился. Это невозможно объяснить. Я столько раз слышал о чувствах родителей. Никакие слова не выражают сути. Как же это сказать?

Мы все эгоисты.

Мы приходим на эту землю и очень любим себя.

Мы лечим себя, когда заболеем.

Причесываем, одеваем себя, чтобы выглядеть красивее.

Мы смотрим в зеркало гораздо чаще, чем в глаза людей.

Мы оправдываем себя, когда неправы.

И жалеем, когда правы.

Мы любим людей и готовы сделать для них многое.

Очень многое.

Но Мы для Них. Сделать. Понимаешь?

А когда родился ты. В тот самый миг, когда я перерезал этот маленький шланг, который соединял с мамой тебя, маленького космонавтика, вышедшего в открытый космос, я это понял.

Понял, что вот сейчас появился человек, который Главнее меня.

Важнее меня.

– Папа, ты ведь не умрешь?

– Нет, сын, я не умру. Разве только за тебя.

Так ты, смотрю, любишь морские рассказы? Про офицеров-пьяниц и смекалистых морячков? Про веселый, лихой и быстрый секс в самоволках и о том, «как мы уделали пехоту»? Послушай-ка тогда еще один, дружище. Нет, сейчас моя очередь покупать виски. Моя, я настаиваю. Неужели ты думаешь, что я из тех «карасей», которые травят байки за выпивку? Спасибо, что не считаешь меня дешевкой. Гришковца, говоришь, смотрел, как он съел собаку? Правильно. Дельный спектакль. Мужик со знанием рассказывает. Только, пойми, он прибрежный матрос. Прибрежный. Что это значит? А ты серьгу в его левом ухе видел? Правильно – не видел. Потому что нету там серьги никакой. И быть не может.

Серьгу матрос может надеть только когда перейдет экватор, понял? По воде или под водой – неважно. Главное пересечь экватор. Так что, если встретишь мужика с серьгой и поймешь, что он не из нежных, знай: моряк. Из наших. Бывал в дальнем походе. А вот, на-ка, посмотри браслет, прочти, что там написано? Это латынь, дурень. Dum spiro spero. В переводе означает: «Пока дышу – надеюсь». У каждого водолаза такой есть. У приличного водолаза, я имею в виду. А браслет этот сделан из врачебной ложки, какой тебе доктор горло твое ангинное смотрит. Чего глаза таращишь? Да я сейчас себе любой браслет позволить могу, хоть из белого золота, хоть из платины, только понты все это, понимаешь? А это – память. Водолаз же знаешь как от воздуха зависим? У него главный орган – легкие. Ну и что, что курю. А ты своего «моржа» только с женой, что ли, эксплуатируешь? А я тебе скажу. Есть такое понятие: «танцующий водолаз». Красиво, правда? Так называют тех, кто умер на глубине от переизбытка азота. Частое дело. Выплеск азота – и человек как пьяный, вот как мы с тобой будем через час, только веселее намного. Веселится он на дне, радость у него появляется невероятная. Вот он и танцует, смеется. А потом чаще всего шланг свой с воздухом перерезает, чтобы рыбам дать подышать. Я многих таких ребят видел. Когда их доставали. И знаешь что? Более счастливых мертвецов я и не встречал никогда. Они как ангелы морские. Твои блаженные, думаю, так выглядят, когда примкнут к большинству.

Я много, парень, давал в жизни клятв и обещаний разных, присягу читал с автоматом. Но строго блюду только одно: третий тост за тех, кто в море. Это свято. Может, я сижу сейчас с тобой, живой и здоровый, только потому, что другие моряки тоже где-то поднимают бокалы за тех, кто в море, понял? Так что давай, пьем. И не морщись ты, как будто пьешь забортную воду из плафона, а не священный напиток, пшеничное наследие друидов. Давай-ка еще по одной, кстати.