Маркус Зузак - Я – посланник

– Я просто хотела сказать спасибо.

– За то, что ступни исколола и коленки разбила?

– Нет. – Она не ведется на мою шутку. – Я хотела поблагодарить тебя, Эд. Спасибо.

Приходится сдаться:

– Ну… пожалуйста.

Мой голос похож на скрип гравия – не то что у нее.

А когда я делаю шаг вперед, то понимаю: Софи больше не наклоняет голову и не смотрит в землю. Она поднимает глаза и даже не стесняется.

– Ты красавица, Софи, – говорю я. – Ты знаешь об этом?

Ее лицо заливает легкий румянец, но Софи не возражает.

– Я увижу тебя снова? – спрашивает она.

По правде говоря, я думаю, что не раз придется пожалеть о словах, которые я произношу в ответ:

– Но не в пять тридцать утра, только не это!

Она заводит ногу за ногу и легонько поворачивается, посмеиваясь про себя.

Я уже собираюсь уходить, как вдруг она говорит:

– Эд?

– Да, Софи.

Она явно не ожидает, что я знаю ее имя, но все равно спрашивает:

– Ты случайно не святой?

Внутри меня все сотрясается от смеха.

Я? Святой? Ну-ка, перечислим мои ипостаси: таксист, местный бездельник, эталон посредственности, никудышный любовник, неудачливый игрок в карты.

Мое последнее слово таково:

– Нет, Софи, я не святой. Я простой и глупый смертный.

Мы в последний раз обмениваемся улыбками, и я иду прочь.

Спиной чувствую ее взгляд, но не оборачиваюсь.

Ощущение такое, что каждое утро кто-то хлопает у меня над ухом в ладоши.

Чтобы я проснулся.

Раскрыв глаза, я получаю три воспоминания. Каждое утро.

Милла.

Софи.

Эдгар-стрит, 45.

Первые два заставляют радостно вскакивать с восходом солнца. А вот третье… третье спутывает ноги, запускает мурашки по коже, а плоть и кости заставляет трепетать.

Поздними вечерами я пересматриваю «Придурков из Хаззарда». Там еще толстый мужик вечно сидит и пожирает за столом маршмеллоу [2]. «Как зовут этого парня?» – спросил я, когда еще смотрел первую серию. В кадре тут же показалась Дэйзи и сказала: «Как дела, Босс Хогг?»

Босс Хогг.

Конечно.

О боже, как же Дейзи хороша в обтягивающих джинсах. Каждый вечер я смотрю на экран, вижу ее – и пульс мой ускоряется до невозможности. Но, увы, она почти мгновенно исчезает из кадра.

Швейцар каждый раз бросает на меня понимающие ехидные взгляды.

– Да ладно тебе, – оправдываюсь я.

Но вот Дейзи опять на экране – и я глух ко всем упрекам. Красивые женщины – проклятие моей несчастной жизни.

Ночи и серии «Придурков» проходят одна задругой.

Такси я вожу, страдая от жуткой головной боли. Она сидит на пассажирском сиденье. Я оборачиваюсь, а боль тут как тут.

– Приехали, – говорю я. – Шестнадцать пятьдесят.

– Шестнадцать пятьдесят? Аж шестнадцать? – принимается нудеть пожилой джентльмен в костюме.

Его слова – как кипящий бульон в моей голове. Пена поднимается и опускается, внутри все булькает.

– Деньги давайте сюда. – Сегодня мне не до реверансов. – И вообще, если дорого, пешком ходите.

А то я не знаю, что поездку он запишет на счет компании.

Пассажир отдает мне деньги, я благодарю.

«Неужели так трудно вести себя нормально?» – думаю про себя.

Мужик выходит и громко хлопает дверью. Такое впечатление, что он ударил меня по голове.

В принципе, я жду нового телефонного звонка. Чтобы голос из трубки сказал: «А ну-ка быстро метнулся на Эдгар-стрит и все там уладил». Проходит несколько дней, но никто не дает мне пенделя по телефону.

В четверг вечером мы играем в карты у Одри, но я ухожу пораньше. Все свободное пространство в моей голове занимает предчувствие. Из-за него я поднимаюсь и ухожу, скупо прощаясь с друзьями. Час пришел, нужно идти. Я должен занять свой пост у дома на Эдгар-стрит, дома, захваченного насильником. Дома, в котором почти каждую ночь творятся ужасы.

И вот я иду туда и понимаю: ноги сами несут меня быстрее. Потому что окрыляет мысль об успехе: я ведь справился с двумя заданиями.

Милла. Софи. Я все сделал.

А теперь должен встретиться лицом к лицу с этим.

Поворачиваю на Эдгар-стрит и чувствую, как сжимаются кулаки в карманах. Оглядываюсь по сторонам, не смотрит ли кто.

Подходя к дому Миллы или Софи, я не чувствовал опасности – да и с чего, такие приятные люди. Никакого риска. А тут – все по-другому. О чем ни подумай, одна сплошная боль. Все плохо и может обернуться еще хуже – у жены, у девочки, у мужа. И у меня.

Время идет, я жду. В кармане обнаруживается позабытая жвачка, я кладу ее в рот. У нее тошнотворный вкус, как у страха.