Маркус Зузак - Я – посланник

Вдруг Милла поднимает глаза – в них читается паника:

– О, Джимми! Я ведь берегла тебя? Как зеницу ока?..

Еще чуть-чуть – и я заплачу.

Нет, точно заплачу. Поэтому я смотрю в добрые, милые глаза старой леди и говорю:

– Да, Милла. Ты меня берегла. Как зеницу ока. Лучшей жены я бы не смог сыскать в целом све…

И тут она разражается слезами. Уткнувшись в мой рукав, она долго плачет и плачет. И смеется. Всхлипывает – от отчаяния и радости одновременно. Ее слезы, теплые, милые, как она сама, пропитывают мой рукав и согревают руку.

Потом она предлагает мне шоколадный торт – тот самый, что я принес пару дней назад.

– Увы, не припомню, кто его принес, – ласково говорит Милла, – но он очень вкусный. Попробуешь?

– С удовольствием, – отвечаю я.

Торт, конечно, маленько зачерствел, – но что с того?

Это самое вкусное угощение в моей жизни.

Несколько дней спустя вся наша компания вновь собирается на крыльце моей развалюхи – играем в карты. И мне даже везет, но тут вдруг наступает странноватая тишина. А затем из дома доносится звук.

– Телефон, – говорит Одри.

Что-то не так. Что-то нехорошее происходит – и внутри меня начинает шевелиться зловещее предчувствие.

– Ну, ты трубку будешь брать или нет? – спрашивает Марв.

Я встаю. Перешагиваю через дрыхнущего Швейцара. Во мне все трясется от неожиданного страха.

Телефон требовательно звонит – ну-ка, сними трубку, парень!

Я уступаю:

– Алло?

В ответ – тишина. Полная.

– Алло?

Опять ни звука.

– Алло? Кто это?

И тогда в ухо вползает голос, пробирающий меня до печенок. Вот прямо-таки вползает и долезает до самых печенок. Хотя сказаны-то всего три слова:

– Как дела, Джимми?

В груди все обрывается.

– Что? – переспрашиваю я. – Что вы сказали?

– Ты знаешь, о чем я.

И я остаюсь наедине с короткими гудками.

Возвращение на крыльцо дается с трудом.

– Эд, ты проиграл, – заявляет Марв.

Но мне не до злорадных реплик.

И не до карт – чего уж там.

– Да на тебе лица нет, – замечает Ричи. – Сядь, а то рухнешь.

Совет хороший. Я пытаюсь вновь сосредоточиться на игре.

Одри бросает на меня встревоженные взгляды: мол, все ли с тобой в порядке, Эд? Да, да, все нормально, Одри.

После игры она остается у меня, и я еле сдерживаюсь, чтобы не рассказать всю эту историю с Миллой и Джимми. На языке так и вертится вопрос: «Что же мне делать, Одри, дай совет?» Но ирония в том, что я и так знаю, как быть. И никакое другое мнение – даже Одри – не в состоянии ничего изменить. Все предельно ясно: пора двигаться дальше. Я избавил Миллу от одиночества, и наступило время либо заняться следующим адресом, либо вернуться к проблеме Эдгар-стрит. Конечно, я могу приходить к Милле с визитами, но пора делать что-то еще.

Решено. Двигаюсь дальше.

Вечером я, как всегда, вывожу Швейцара на прогулку. Уже поздно, но мы идем вниз, до кладбища. Там я захожу к отцу. А потом мы бродим среди могил.

И вдруг свет карманного фонарика ударяет мне прямо в лицо.

Точно, охранник.

– Ты вообще в курсе, который час? – интересуется он.

Кладбищенским сторожем оказывается здоровенный парень с усами.

– Без понятия, если честно, – отвечаю я.

– Одиннадцать минут первого! Ночью кладбище закрыто для посетителей.

Остается только развернуться и уйти. В другой раз я бы так и поступил. Но не сегодня. Сегодня рот мой открывается сам собой.

– Сэр… У меня тут… э-э-э… В общем, я ищу одну могилу, – бормочу я.

Охранник меряет меня взглядом. На лице у него написана нерешительность. Помочь? Не помочь? В конце концов на физиономии прочитывается решение: «да, помочь».

– Чью?

– Джонсон. Это фамилия.

Он качает головой и отфыркивается:

– Джонсон! Да ты, парень, в курсе, сколько тут Джонсонов лежит?

– Нет, сэр.

– Ты-ся-чи.

И охранник снова фыркает в усы, будто желает вспушить и поставить их торчком. Усы, кстати, рыжие. И весь он тоже рыжий.

– Понятно. Но мы можем по крайней мере попытаться? Как вам такая идея?

– А что за порода?

Это он про Швейцара.

– Помесь ротвейлера и немецкой овчарки.

– Что ж он воняет-то у тебя, как помойка… Ты его хоть моешь иногда?

– Да, сэр, мою.

– Ф-фу-у-у… – морщится он и отворачивается. – Черт, аж слезы из глаз выбивает…

– Вы поможете мне с могилой? – напоминаю я.

– Ах да, – вскидывается он. – Точно. Ну, давай попытаемся. Этот старый пердун когда копыта откинул, хоть примерно?

– Я бы попросил вас быть немного повежливее, сэр.