Доминик Татарка - Республика попов

Едва Томаш кое-как навел порядок в собственных мыслях и в ящике стола, переваривая все, что навалили на него коллеги, как звонок призвал его в класс. Учителя поднялись с первым звонком — то ли привыкли, то ли такие уж были дисциплинированные. А он что? Страх объял Томаша. Что скажет он второклассникам? Впервые ведь войдет к ним… Он остановился у окна. В самом деле, что сказать, как начать урок? Но в окне он не нашел никакого ответа, не увидел за ним ничего мудрого. Ну, пока дойдет до своего класса на первом этаже, авось что-нибудь придумает…

В коридоре уже стоял директор.

— Пан коллега, помножьте минуты вашего опоздания на количество учеников в классе, которые ждут вас. — Человек добрый, директор, делая этот выговор, смотрел на него с упреком, но как-то неопределенно, и лишь после этих слов подал руку. — Если вы так будете понимать свой долг по отношению к юношеству, то я уверен, вы будете точны и пунктуальны, — закончил директор, тщательно выговаривая все слоги, будто обращался к тугоухому; руку Томаша он держал в своей чуть влажной руке. — Однако, добро пожаловать с польской войны, коллега! — Лицо директора сейчас же расплылось в доброй улыбке, которая открыла много испорченных зубов. — Вы, конечно, исполняли свой долг, но и мы не бездельничали. Процесс обучения требует…

Уроки в двух первых классах и в четвертом немногого стоили. Если б Томаш множил потерянные им минуты на количество учеников, то вред первого же дня оказался бы огромен. Много было потерянных минут, много пар детских глаз, устремленных на него в ожидании, — что-то скажет этот новый учитель, этот новый, с иголочки, человек. Он сказал им свою фамилию, сказал, что вернулся с войны и будет их теперь всегда учить, чтоб они чему-нибудь да выучились. Изумление детей тем, что он невольно рассказал им, автоматически перешло и на него самого. У детей еще очень живо было впечатление от моторизованных армий, прокатившихся через Словакию. Невероятно: с войны перенестись прямиком в класс, чтобы начать невинную мирную работу. Изумленные детские глаза, настойчивые расспросы.

— Пан учитель, это правда, что Польша исчезла с карты Европы? — спросил мальчик по имени Янко Лучан, глядя прямо в глаза Томашу.

Учитель и ученик почувствовали взаимную симпатию. Мальчик своим прекрасным открытым взором предлагал дружбу — и вместе с тем невольно угрожал: скажите правду — или… распоследний вы будете человек! Мальчик требовал немало. Сам фюрер выкрикнул в эфир: «Польша исчезла с карты Европы!» И он, учитель, должен был сейчас заявить, что глава империи говорит неправду.

Класс притих, напряженно ожидая, как справится с таким вопросом новый учитель. Менкина улыбнулся, как бы говоря: «Ох, ребята, не надо меня так экзаменовать!» Этого было достаточно. Дети перевели дух, зашевелились за партами. А тут уже другой мальчик подоспел на помощь учителю:

— Никакая страна не может исчезнуть, хотя бы и Польша. Правда, пан учитель?

— Правда, дружок, страна исчезнуть не может. И народ не может. Весь польский народ теперь всего лишь в плену у немцев.

В учительской его ждало похожее испытание. Менкина был новый, незнакомый человек. А люди любопытны, им поскорее хочется узнать, что этот новый человек — подкрепление им в самых различных их интересах, или, наоборот, помеха? Что делать, таков человек: интересуясь себе подобным, он интересуется союзником своим. Еще какой-нибудь месяц назад учителя выведывали бы у Менкины — невзначай и впрямую — все, что касалось состояния, родственных связей, положения; сегодня — очень незаметно, даже скрытно — расследуют одно: какого он образа мыслей. Оказывается, это считали главным и дети в классе, и учителя в учительской.

В свободный свой урок Менкина стал просматривать стопки тетрадей. По заведенному порядку ежемесячно писались сочинения, но заменявшие Менкину коллеги не проверили ни одного из них — как могли, облегчали себе труд. Менкина принялся за это упущенное, а посему особенно неприятное дело. Он перелистывал тетради и не знал как следует, что ему делать с детскими писаниями. Первоклассники, все шестьдесят, написали об одном и том же: «Как я пришел в школу?» Следующий класс описывал осеннюю природу под эпиграфом «Листва в горах покрылась багрецом», еще один совершенно неслыханным образом разбирал балладу Янко Краля [9] Краль Янко (1822–1876) — представитель революционного романтизма в словацкой поэзии. «Странный Янко». Одним словом, перед Менкиной громоздилась тетрадочная баррикада.