Ирен Немировски: Ида

Girls по очереди поднимают и опускают то левую, то правую руку; ритмическая зыбь идет по этому морю обнаженных женских тел и по шапочкам из роз. Ида Сконин вышагивает посередине; ее голые ноги ленивым движением отталкивают от себя потоки бархата, блесток, атласа. Когда она останавливается, girls недоброжелательно косятся на ее чистую и крепкую шею, еле заметно подрагивающую, но способную невозмутимо выдерживать сбрую из перьев и цветов. На коже у висков, под золотыми сеточками, поблескивают капельки пота.

Они шепчут:

— Посмотри на нее… Это невозможно, она не выдержит…

— Боже мой, что хорошего еще находят в этой женщине?

— Ей просто повезло, моя милая, в отличие от нас с тобой.

Они размышляют:

— Да, лихая удача!.. И ничто иное. А ведь она просто злюка, и сердце у нее как камень. У нее нет возлюбленного, нет никаких капризов, кроме всем известной склонности к юным красавцам, которые покорно ублажают ее недельку-другую и исчезают. Уже какое-то время у нее вообще, похоже, никого нет.

— Да и к чему вообще мужчины? — с горечью думают girls. — Ведь ей платят больше, чем американской звезде…

Построившись в две шеренги, освещенные светом прожекторов, они одна за другой поднимают ноги, потом отступают назад, где их усталые безразличные лица скрывает тень.

Дирижер кончиком палочки как будто собирает разбежавшиеся волны, и вновь сосредоточивает их вокруг примадонны. Свободной рукой она легко колышет розовые перья веера. Она вбирает в себя тепло, мягкие пылинки, струящиеся в лучах прожектора. Из зала доносится приглушенный рокот, подобный морскому прибою. Она поет, улыбается, танцует, но ее занимает единственная мысль, одна забота: ее доля! ее прибыль.

Она думает:

— Вчера субботний утренник и вечернее представление собрали сто тысяч. Сегодня столько же. С каждым днем больше…

И она воображает восходящую кривую, которая заставляет продюсеров говорить о ней с уважением:

— Прибыль приносит Ида Сконин.

Она знает цену этих волшебных слов. Это единственное, что преграждает путь этим жестоким, торопливым, хищным девицам, которые уже годами стремятся занять ее место и только и ждут осечки, падения, мимолетного недуга или усталости, момента, когда так долго сдерживаемый возраст наконец возьмет над ней верх.

— Что ж, подождите. Это наступит не завтра…

Еще долгое время на стенах парижских домов будут висеть ее свежеотпечатанные портреты; каждую ее песню будут напевать рабочие, водители грузовиков, уличные мальчишки; каждый вечер на крышах будут сиять огненные буквы:

Ида Сконин

Ида Сконин

Ида Сконин

Неужели все эти девицы действительно полагают, что она позволит себя одолетъ, потому что ей за шестьдесят? Всю свою молодость, как и все они, она тоже ожидала славы, денег, шепота толпы при своем приближении:

— Ида Сконин… Ида Сконин… Вы видели?.. Ида Сконин…

Слава?.. Ею легко насыщаются в двадцать лет, но ей было уже за сорок, когда она ее добилась. В этом возрасте она вызывает лишь еще большую жажду, как морская вода. До войны, несмотря на ее изумруды, ее любовников, ее внешний блеск, ей доставались лишь крохи славы, отклики в бульварных журнальчиках, случайно перехваченные слова: «Ида Сконин?.. Не слыхал… Ах да, она хорошенькая…»

Лишь последние пятнадцать лет она пожинает плоды длительного терпения. Разумеется, у нее нет иллюзий. Чего стоят эти шум и блеск, и чего она достигла в результате?.. Обнаженная женщина, спускающаяся по ступеням золотой лестницы… Но если у нее и были иные мечты, она уже давно поняла, что в масштабе человеческой жизни надо довольствоваться полупроигрышем, который называется успехом, исполнением надежд, вершиной карьеры. — А эти молодые разве это знают?.. Имеют ли они представление о том, сколько потребовалось вложить труда и усилий, чтобы достичь столь смехотворной цели, но в то же время и ее личной вершины, триумфа?.. Изматывающая борьба со временем, с мужчинами… Она все еще помнит этих мужчин, столь сурово и дорого продававших каждый свою услугу, поддержку, ободряющее слово, помощь.

Жирные прыщавые лица, плоские выбритые подбородки, тяжелые веки, старческие отвислые щеки, — эти воспоминания, невозможность освободиться от прошлого есть ее сегодняшняя страховка от напастей будущего (старый финансист и дряхлый президент Совета, которые по очереди делят ее ложе)… Иногда ей кажется, что она никогда не насытится свежей кожей, поцелуями молодых губ, способных стереть грязные прикосновения узловатых рук, увядших тел, раздутых животов на коротких ногах, рыхлых ртов, урчащих от удовольствия у нее на груди…